Арчи Браун - Типы лидеров. Определить, найти подход, добиться своего

Чувство удачного исторического момента и дипломатическое мастерство Коля как во внутригерманских делах, так и на международной арене принесли быстрые и благоприятные плоды. Первым из них была победа на выборах в Восточной Германии, состоявшихся в марте 1990 года. «Альянс за Германию» во главе с христианскими демократами получил почти половину голосов избирателей и стал самой успешной партийной коалицией. Летом того же года в течение всего двух месяцев была завершена последняя часть объединительного процесса. Это стало результатом переговоров в формате «два плюс четыре», в которых участвовали представители обеих Германий и четырех держав — победительниц во Второй мировой войне: Советского Союза, Соединенных Штатов, Великобритании и Франции. Договор об объединении был подписан 31 августа 1990 года. Нет никаких сомнений в том, что объединение так или иначе должно было когда-то произойти, поскольку восточногерманская экономика рушилась, и за один только 1989 год из страны уехало почти 350 000 жителей. Получившая свободу самовыражения общественность ГДР также однозначно высказывалась за объединение. Тем не менее то, что всего несколько лет назад представлялось немыслимым, не прошло бы настолько же гладко, быстро и мирно, если бы кто-то из трио Горбачева, Буша и Коля стал действовать более опрометчиво или менее осторожно. Говорить о том, что без последнего объединение было бы невозможно, — явное преувеличение, но в его отсутствие оно вряд ли было бы настолько же стремительным. По уместному замечанию одного из исследователей межгерманских отношений, именно Коль продавил воссоединение «с энтузиазмом, решимостью и неодолимой (а по мнению некоторых — злополучной) способностью пренебречь опасениями экономического и социального характера ради достижения высшей политической цели» [477]. При всех его позднейших проблемах (не в последнюю очередь — злоключениях евро), роль Коля в воссоединении своей страны, разобщенной на протяжении сорока пяти лет, дает серьезные основания считать его переосмысливающим лидером.

В этой главе рассматривалось переосмысливающее лидерство всего в трех, хотя и крупнейших, демократических странах мира. Сделать значительное количество обобщений на основе столь небольшой выборки не представляется возможным, хотя внимательное рассмотрение американских президентов приводит к выводу, что стать переосмысливающим лидером в США двадцатого и двадцать первого веков очень трудно (а преобразующим почти невозможно). Даже те президенты, кто полностью задействует свои политические ресурсы, имеют в целом значительно меньше возможностей во внутренней политике, чем федеральный канцлер Германии или премьер-министр Великобритании. А если добавить к этому сравнению переосмысливающих лидеров других демократий, ограничения обитателя Белого дома покажутся еще более значительными [478]. Переосмыслить границы возможного, изменить представления людей о политике и провести радикальную политическую реформу — исключительно трудная задача для американского президента. Сочетание жесткого разделения властей, наличия необычно сильного по обычным меркам законодательного органа и готовности Верховного суда вносить решения о конституционности действий президента, не говоря уже о мощных и щедро финансируемых лобби, означает, что диапазон действий американского президента на самом деле значительно у´же, чем предполагает престиж этой, казалось бы, сверхмогущественной государственной должности.

Широко распространенное мнение о том, что со временем власть президента в рамках политической системы Соединенных Штатов сильно возросла, является чрезмерным упрощением. Помимо всего прочего, его опровергают данные о том, что доля президентских вето в общем объеме результатов деятельности конгресса исторически снижается [479]. Ричард Роуз заметил, что в Вашингтоне «есть один ответ на вопрос любопытствующего журналиста „Кто здесь главный?“. Правильный с конституционной точки зрения ответ — „Никто“» [480]. Кроме того, непростая природа международной политики, где от американского президента ожидается больше, чем от других глав государств, сильно сокращает время на работу с внутренней повесткой. Для описания практических ограничений президентского реагирования на бесчисленные проблемы Роуз использует элегантный парадокс — «влияние на организованную анархию» [481]. Один из ведущих специалистов по американской системе государственной власти Хью Хекло считает президентскую «высокую трибуну» (ассоциирующуюся в первую очередь с именем Теодора Рузвельта) обесценивающимся активом. Способность президента мобилизовать общественное мнение понизилась в связи с «широким распространением новых источников, сайтов для политических дискуссий и информационной перегруженностью рядового гражданина» [482].

Наверное, учитывая все это, не стоит удивляться тому, что два однозначных примера переосмысливающего лидерства среди обитателей Белого дома в двадцатом и двадцать первом веках перестали быть президентами почти семьдесят лет тому назад в одном случае и более сорока в другом. Тем не менее властные полномочия президента во внешнеполитической сфере остаются намного более широкими, чем во внутренней политике. Это как раз та область, где власть и влияние президента росли, начиная со времен Второй мировой войны, и где он (или, когда-нибудь, она) может играть огромную роль [483]. На международной арене президент обладает бóльшим могуществом — и политическим, и военным, — чем любой другой политический деятель мира. Однако границы этого могущества совершенно очевидны и здесь. Несмотря на заявления кандидатов на американское президентство о том, что Ближний Восток или любой другой регион планеты взывает к американскому руководству о помощи, суровая действительность состоит в том, что большинство жителей этих стран зачастую оказываются не готовы согласиться с подобным утверждением. Более того, использование американской военной силы часто приводило к глубоко нежелательным последствиям — от войны во Вьетнаме до войн в Афганистане и Ираке. Надежды и ожидания, связанные с фигурой американского президента в двадцать первом веке, столь высоки и во многих отношениях столь противоречивы, что соответствовать им не сможет ни один из обладателей этой должности [484].

Переосмысливающие лидеры редко встречаются на небосклоне политических руководителей, но их количество может увеличиться, если выйти за пределы трех стран, послуживших источниками примеров для этой главы. Отдельную категорию переосмысливающих лидеров составляют те, кто в качестве управленцев переходного периода открывает путь к преобразованиям политической или экономической системы своих стран, предоставляя пространство для фундаментальных перемен, но не играя ведущую роль в преобразованиях как таковых. Лидер-реформатор может в определенных случаях переопределить границы разрешенного в политике и либо перейти к еще более радикальному руководству, либо стимулировать движение снизу, а иногда сделать и то, и другое, выйдя далеко за рамки изначальных реформаторских намерений. Однако не каждый лидер-преобразователь имеет непосредственного предшественника в виде переосмысливающего лидера. Даже самому льстивому составителю некрологов не придет в голову назвать безликого партийного аппаратчика Константина Черненко переосмысливающим лидером. Главным преимуществом Михаила Горбачева, пришедшего ему на смену, была его отчетливая разница с Черненко, при котором единственно возможным политическим действием был робкий шажок назад [485].