Мария Тендрякова - Охота на ведьм. Исторический опыт интолерантности

Страх загробных мук требовал спасения души во что бы то ни стало, даже жертвуя телом. Те, кто шел на самооговор, осознанно обрекали себя не только на мученическую смерть, но и на публичное моральное унижение. Чтобы избежать вечных мук, надо пройти эти муки здесь, на земле. Самооговор в этом контексте – один из путей очищения от скверны и спасения души.

Слова, с которыми Джейн Вейр обратилась к собравшимся со ступеней эшафота, демонстрируют то превосходство, какое дают полное покаяние и готовность предстать перед Богом: «Я вижу большую толпу людей, пришедших… глядеть на смерть бедного старого несчастного существа, но считаю, что немногие среди вас скорбят и плачут о поруганном Писании» (Роббинс, 1996, с. 85).

Самооговор как предельный или, точнее, запредельный случай раскаяния и искупления грехов, вырастающий из представлений о порочности человеческого существа, – одно из возможных, но далеко не исчерпывающих объяснений этого явления.

У истоков самооговора, как это уже было отмечено, может быть искренняя вера в свою способность причинять зло при помощи заговоров (Гуревич, 1987, с. 19). И тогда стремление к искуплению своих грехов может выступать не только как один из возможных механизмов самооговора, но и как своего рода субъективная реальность, в которой активизируются более частные социально-психологические механизмы. Это разного рода механизмы психологической защиты, включая отчуждение и персонификацию.

В самооговоре можно увидеть механизм отчуждения того мерзостного и низменного, что есть в самом себе, и персонификацию всего негативного в образах атакующих душу дьяволов: не столь я плох, сколь искушение сильно.

Также, говоря о механизмах самооговора, нельзя не учесть неосознанное стремление к самоутверждению, желание человека, влачащего жалкое существование, заявить о себе во всеуслышание, привлечь внимание (Гуревич, 1990, с. 319; Томас, 1982, с. 96). Последнее по сути можно отнести к защитным компенсаторным механизмам. Примеры такого рода поведения хорошо известны в современной юридической практике: когда какое-либо преступление получает широкую огласку, о нем говорят, пишут, им громогласно возмущаются – тут-то и появляется некто, кто претендует на роль главного преступника. Его непричастность очевидна и доказана, но он упорно твердит о своей вине и готов понести любое наказание за преступление, которого не совершал. Лишь бы о нем узнали, его услышали, возненавидели или испугались, но любым способом подтвердили факт его существования.

Свой вклад в массовые эпидемии самооговора и одержимости вносили механизмы заражения и подражания. Историки неоднократно замечали, что стоило только какой-нибудь монахине или юной девице начать биться в конвульсиях или же «облегчать душу» признаниями в любовных похождениях с Князем Тьмы, как у них находились последователи. И подтверждения тому не ограничиваются вышеназванными случаями в Лилле, Лудене, Лувьере, Экс-Провансе…

Наконец, можно предположить, что у самооговора есть еще один могучий источник вдохновения – это страх. Речь идет о постоянном страхе быть оговоренным, о страхе по чьему-то навету быть заподозренным в колдовстве и стать жертвой инквизиции.

Переживание атмосферы тотальных преследований, торжественные, организованные с расчетом на внешний эффект казни, неожиданные разоблачения известных уважаемых людей, слухи об огромном количестве скрывающихся ведьм и о невыносимых пытках – все это может вылиться в навязчивое чувство надвигающейся беды. Внутреннее напряжение при этом достигает той точки, когда правомерен вопрос: что тяжелее, беда или постоянное ожидание ее приближения?

В психологии известны случаи, когда в состоянии крайнего душевного напряжения при нервном истощении человек совершает именно тот поступок, которого всеми силами старался избежать. Известный французский психолог и психиатр Пьер Жане исследовал подобные случаи совершения «обратных действий» в связи со страхами, одолевающими меланхоликов. П. Жане называет этот феномен «инверсией действий и чувств»: «Вместо требуемого обстоятельствами действия… мы замечаем в таких случаях элементы, а иногда и полное осуществление абсолютно противоположного акта. Швейцарский автор Ш. Бодуэн… описывает в этой связи неопытного велосипедиста, поворачивающего как раз в направлении препятствия, которое он собирался объехать, а также испытывающего головокружение человека, который хочет идти прямо, а попадает в пропасть» (Жане, 1984, с. 198–199).

П. Жане, анализируя страхи своих пациентов, замечает, что «…не следует забывать, что болезнь всего лишь преувеличивает явления, свойственные каждому» (там же, 202). Тезис этот, взятый в масштабе глобального сопоставления психической нормы и патологии, весьма неоднозначен и спорен, но и забывать о нем нельзя, когда речь идет о конкретных механизмах поведения человека в стрессовых ситуациях. «Обратное действие» оказывается одним из возможных способов избавиться от навязчивых страхов и разрядить внутреннее напряжение.

Изживание страха может заставить делать то, чего страшишься более всего на свете. Ю.М. Лотман, рассуждая в своих «Не-мемуарах» на тему страха смерти на войне, утверждает: «…лучший способ избавиться от страха – это погрузиться в то, что этот страх вызывает. Если боишься передовой, чтобы избавиться от мучительного чувства, поезжай на передовую. …Вряд ли кто-нибудь поверит, какое облегчение охватывает, когда нечто происходит на самом деле, когда вместо того, чтобы ждать и чувствовать, приходится действовать. …По сути дела страх определяется нашим воображением и отношением реальности и привычки. …Страх рождается не объективными условиями (величиной опасности), а нашим к ним отношением» (Лотман, 1995, с. 17). Здесь тоже «обратное действие», но у Ю.М. Лотмана оно ведет к осознанному овладению ситуацией и порождению новых надситуативных смыслов. Это победа над страхом и личностный рост.

В самооговорах же «обратное действие» – никак не овладение ситуацией, напротив, это скорее своего рода «полевое поведение», так как у страха и опасности свой магнетизм. Внешне сходные поведенческие акты, мотылек, летящий на пламя свечи, в различных контекстах наполняются прямо противоположным психологическим содержанием: у Лотмана – это преодоление себя; в добровольных самооговорах – это неадекватная психологическая защита, которая не спасает, а губит.

Чудовище, пожирающее человека. Центральная капитель церкви Сен-Пьер в Шовиньи (XII век) (перепечатка из: История красоты, 2005)