Олег Кузнецов - Рыцарь Дикого поля. Князь Д. И. Вишневецкий

Ополчение же состояло в следующем: «Повинни Черкасцы бояре служити конно, збройно и ездити съ старостой, абы безъ старосты съ служебниками его противъ людей неприятельскихъ и въ погоню за ними. А хотябъ и небыло слуху о людяхъ неприятельскихъ, одънакъже, для осторожности отъ нихъ повинни бояре съ старостою, абы съ слугами его ездити на поле разъ, и два, и три на лето. А мещане, ижъ на замокъ и на подыймованье пословъ даютъ, про то не повинни ездити на поле, алижъ съ самимъ старостой» [125] Там же. С. 81–82. (обязаны черкасские бояре конно и с оружием ездить со старостой, а в его отсутствие — с его служилыми людьми в степь против людей неприятельских и в погоню за ними. Даже если нет известий о неприятеле, для безопасности бояре обязаны с князем или его слугами ездить в степь несколько раз за лето. Горожане, которые на содержание замка и проезжающих посольств [из Крыма и в Крым] на службу в степь ездить не обязаны, разве только с самим старостой — О.К .). Жители Канева были обязаны князю Д.И. Вишневецкому аналогичной «службой военной», с той только разницей, что круг лиц, привлекаемых к ней, был несколько шире: помимо бояр и мещан в число ополченцев включались боярские «подданные», люди «церковные» и «гости вси» [126] Архив ЮЗР. Ч. VII. Т. I. С. 96. . Как мы видим, городское ополчение являлось всесословным и общенародным делом, да и ожидать чего-либо другого от жителей порубежья вряд ли приходилось, поскольку отражение набегов крымских татар в те годы было для них делом жизни и смерти.

«Сторожа польная» и «служба военная» были двумя взаимосвязанными элементами общей системы порубежной службы: сторожа наблюдали и контролировали местность, выискивали отряды крымских татар и осуществляли своего рода «целенаведение» на них служилых людей князя Вишневецкого и городского ополчения из числа местных бояр, мещан и феодальнозависимого населения. В связи с этим следует отметить одно весьма примечательное обстоятельство: документы ревизии Черкасского и Каневского замков 1552 года ничего не говорят о том, что местные казаки были повинны участвовать в ополчении при отражении набегов крымчаков. Следовательно, никакой особой государственной службой перед старостой как полномочным представителем великого князя Литовского они юридически не были обязаны, а поэтому не могли являться субъектами государственно-правовых отношений, т. е. считаться сословной корпорацией, и находились с князем Вишневецким в отношениях частноправовой зависимости феодала и лично зависимого от него населения.

О походах и подвигах пана Бернарда Претвича и его боевых сподвижников — князей Семена Пронского, Федора Сангушко, Богуслава Корецкого и Дмитрия Вишневецкого — мы знаем из мемуаров самого воеводы, которые им были написаны как дополнения к защитительной речи (так называемой «Апологии»), произнесенной им 14 декабря 1550 года на заседании Коронного Сената в Кракове, созванном по требованию короля Сигизмунда I Казимировича (Старого) в ответ на жалобы двора турецкого султана Сулеймана I Кануни на враждебные действия приграничных польско-литовских старост. По его настоянию было начато судебное следствие, которое, однако, превратилось в фарс. Подобно тому, как турецкое правительство, поощрявшее татарские набеги, ссылалось на своеволие причерноморских кочевников, польский и литовский дворы также покрывали своих пограничных героев, отвечавших «бусурманам» карательными экспедициями и просто грабительскими налетами.

«Когда они появились и начали управляться при воеводе Белзком (пане Николае Сенявском — О.К .) в рыцарской службе, тогда начали зарастать пути и тем мелким ватагам в земли королевские, особенно белгородским и очаковским (татарам — О.К .), которые в то время наибольший вред причиняли, несмотря на мир короля с турецким султаном, а теперь им положен конец усилиями воеводы белзкого и нас, слуг королевских» [127] L[ubomirski] J. T. Bernard Pretwicz i jego apologia na sejme 1550 roku. S. 55–56. , — отмечал староста Барский. Из этого фрагмента, в котором самому себе пан Бернард Претвич отводит весьма скромное место по сравнению со своими сподвижниками, можно, однако, сделать вывод, что все они появились на пограничной службе несколько позже, когда всем стало ясно, что с крымскими и днепровскими татарами вполне можно бороться и побеждать их.

Что же касается непосредственно князя Дмитрия Вишневецкого, то он, по нашему мнению, появился в окружении пана Бернарда не раньше лета 1548 года, поскольку ранее был занят судебными тяжбами, от которых освободился только по восшествии на польский и литовский престол Сигизмунда II Августа. Вполне возможно, он сделал это вынужденно, чтобы на некоторое время исчезнуть на порубежье из поля зрения двора короля Польского и великого князя Литовского и там окончательно военными подвигами обелиться от последствий уголовного преследования со стороны вдовствующей польской королевы Боны Сфорца за грабеж ее крестьян. Как следует из опубликованных записок пана Б. Претвича, наш герой с 8 июня 1548 по 6 декабря 1549 года непрерывно находился в окрестностях Очакова, ведя активные партизанские действия совместно со «старостою брацлавським князем Богушем Корецьким, старостою барським Бернардом Претвичем, сынами гетьмана Миколи Сенявського Ярошем и Миколою» [128] L[ubomirski] J. T. Bernard Pretwicz i jego apologia na sejme 1550 roku. S. 56. , не только против татар, но уже и против их сюзерена — Блистательной Порты. Именно их успешные и, в традициях того времени, жестокие набеги стали причиной многочисленных жалоб (по-украински — «реестрах кривд») от турецкого султана на имя короля Польского и великого князя Литовского Сигизмунда II Августа, ставших основанием для созыва сессии коронного Сената.

Военно-политические реалии того времени не позволили польско-литовскому монарху, недавно вступившему на престол по смерти своего отца, короля и великого князя Сигизмунда I Александровича, проигнорировать заявленные султанским диваном ноты протеста. От имени Коронного Сената было назначено расследование, окончившееся, как мы уже писали выше, слушанием дела 14 декабря 1550 года, на котором Б. Претвич характеризовал князя Дмитрия Вишневецкого «как одного из выдающихся репрезентантов (представителей — О.К .) боротьбы з татарами» [129] Ibid. cit. S. 57. . Видимо, подобная аттестация со стороны «Стены подольского края» (именно такое уважительное прозвище получил староста Барский и Теребовлянский пан Б. Претвич от своих современников за военные отличия против турок и крымских татар) сыграла немаловажную роль в деле назначения князя Д.И. Вишневецкого на староство в Черкассы и Канев.

Еще одной причиной данного назначения мог стать резкий рост его материального благосостояния, который по смерти родного дяди бездетного князя Федора Михайловича получил во владение в порядке наследования родовые вотчины, которыми тот управлял как старший представитель этой княжеской фамилии. К их числу относились местечко Перемиль в Луцком повете, пожалованное князьям Ивану и Федору Вишневецким королем Польским и Великим князем Литовским Сигизмундом I Старым 15 июня 1511 года за «ихъ службу намъ веръную, и николи не омешкалую, яко слугъ нашыхъ добрыхъ, хотячы ихъ к намъ заховаты охотнейшыхъ и поспешнейшыхъ ку службе нашой» [130] Грамоты Великих князей Литовских с 1390 по 1569 год, собранные и изданные под редакцией Владимира Антоновича и Константина Козловского. С. 44. («службу нам верную и поспешную, как слуг верных и добрых, желая их к нам получить за стремление и желание к службе нашей» — О.К .).