Олег Кузнецов - Рыцарь Дикого поля. Князь Д. И. Вишневецкий

Говоря о записках А.И. Лызлова о летнем походе 1556 года объединенных сил московских служилых людей и днепровских казаков на окраины Крымского ханства и под Очаков, в контексте нашего исследования нельзя не обратить внимания на утверждение первого российского историографа о том, что отряд М.И. Ржевского был послан к князю, «иже живяще на низу Днепра реки между запорожскими казаками на острове Хортицком». При этом следует особо отметить, что, говоря об этом, А.И. Лызлов ссылается на записки современника тех событий А. Гваньини, который был осведомлен в хитросплетениях внутренней жизни Великого княжества Литовского. Как мы видим, ни Гваньини, ни вслед за ним Лызлов не называют князя Вишневецкого ни литовским старостой, ни казачьим атаманом, что позволяет нам сделать вполне определенный вывод о том, что на польско-литовской службе князь Дмитрий состоял полуформально, не занимая никакой официальной должности. Все это лишний раз подтверждает наш тезис о том, что после отступничества князя в 1553 году и его полугодичного пребывания в турецких владениях в Северном Причерноморье, он был лишен всех административных должностей в Речи Посполитой и даже изгнан на порубежье к казакам. А все это было закамуфлировано присвоением ему то ли полулегендарного звания, то ли полувиртуальной должности (без определенного круга прав и обязанностей) «стражника на Днепре».

Несмотря на незначительность результатов экспедиции (впрочем, она полностью выполнила поставленные перед ней разведывательные задачи), она стала фактом чрезвычайной значимости, подлинно переломным моментом в отношениях между Московским государством, Крымским ханством и Блистательной Портой. «Неслыханное дело, — писал С.М. Соловьев, — московские люди появились на Днепре, ходили вниз, искали татар и турок в их собственных владениях» [179] Соловьев С.М. История России. Кн. VI. С. 493. . Действительно, Московское государство со всей определенностью заявило о наличии у него геополитических интересов в Диком поле и своем стремлении их реализовать даже путем военной конфронтации с соседями, не считаясь с их мнением. Солидаризируясь с позицией С.М. Соловьева, добавим также, что в лице князя Д.И. Вишневецкого и его казаков русские служилые люди приобрели не только братьев по оружию, прекрасно знающих театр военных действий в среднем и нижнем течении Днепра, но и базу снабжения предстоящих боевых операций в этом районе степей в виде укреплений на острове Хортица. Таким образом, с 1556 года личность князя Д.И. Вишневецкого становилась ключевой для реализации военно-политических устремлений Московского государства в Среднем и Нижнем Поднепровье, что предопределило дальнейшее сближение интересов князя и правительства царя Ивана IV Васильевича, завершившееся его переходом на русскую службу.

О своих подвигах против татар и турок на Днепре летом 1556 года князь Вишневецкий не замедлил известить короля Сигизмунда II Августа через служебника Миску (т. е. атамана Михаила Млынского), прося у него монаршей протекции и поддержки. Однако ответа от своего сюзерена он дождался только без малого через год, да и не того содержания, на которое рассчитывал. Все это время его посланник находился, фактически, под домашним арестом, а сам князь пребывал в полном неведении относительно реакции пока еще своего монарха. А тот все это время вел активные переговоры с крымским ханом Девлет-Гиреем I, пытаясь дипломатическими средствами умилостивить того и сохранить шаткое состояние мира с южным соседом в условиях военной активности русских в Прибалтике с началом Ливонской войны 1556–1583 гг.

Польско-литовская дипломатия в этот промежуток времени прилагала огромные усилия, чтобы дезавуировать участие если не людей, то хотя бы лично самого князя Д.И. Вишневецкого в походе под Очаков 1556 года. Посол при бахчисарайском дворе пан Размус Довгирд летом 1557 года передал хану Девлет-Гирею I два листа (послания) короля Сигизмунда II Августа, в которых тот, по сути, брал князя на поруки, стремясь обелить его имя в глазах крымского монарха. Говоря, как об этом мы уже писали выше, о том, что князь тремя годами ранее обращался за покровительством к турецкому султану, получил и его, и знаки расположения самого крымского хана, король Сигизмунд II Август указывал Девлет-Гирею I, что именно эти обстоятельства вынудили его поручить Д.И. Вишневецкому строительство Хортицкого замка для воспрепятствования литовским казакам совершать несанкционированные набеги на окраины Крымского ханства, а также для того, чтобы перекрыть московским служилым людям возможность совершать походы от Путивля по реке Псел в среднее и нижнее течение Днепра. Великий князь Литовский писал хану: «Съ тое причины розумели есьмо, же большей будетъ схиленъ людемъ вашимъ и недопуститъ козакомъ шкоды чинити улусомъ и чабаномъ Цесара, его милости, Турецъкого, позвавъши ласку и жалование, и про то поручили есьмо ему сторожу польную…» [180] Книга посольская Метрики Великого Княжества Литовского. № 88. С. 139. .

Как мы видим из текста этого дипломатического послания, князь Дмитрий Вишневецкий был отнюдь не самостоятелен в деле возведения островного укрепления за днепровскими порогами, он осуществил строительство Хортицкого замка по воле польско-литовского монарха, причем, как писал Сигизмунд II Август Девлет-Гирею I, главной стратегической целью возведения этой пограничной крепости являлось, в первую очередь, противодействие московской военной экспансии в западной части Дикого поля: «ведь же естли оный замочокъ остоитъся, и к нашей руце будетъ держанъ, може быти отътоль безпечъная сторожа для покою между панствъ, а Московскимъ козакамъ на Днепръ ходити нелзе будетъ» [181] Книга посольская Метрики Великого Княжества Литовского… С. 140. . Поэтому мы в принципе не можем говорить, как это делали и делают сегодня многие малороссийские и современные украинские историки, о том, что Хортицкий замок королевского «стражника на Днепре» князя Д.И. Вишневецкого стал местом зарождения самостийного запорожского казачества, — это была типичная казенная пограничная крепость с гарнизоном, содержащимся за счет доходов с государственных имений, переданных в частное управление князю (правда, построенный в нетипичном для полевого пограничного укрепления того времени месте, что принципиального значения для понимания его административно-правового статуса не имеет).

Не получив в кратчайшие сроки, как это бывало ранее, никакого вразумительного ответа от Сигизмунда II Августа на свои реляции о победе над крымскими татарами под Ислам-Керменем и над турками под Очаковом, в начале осени 1556 года князь направил в Москву своего представителя, чтобы сообщить царю о своем скорее вынужденном желании окончательно порвать узы вассалитета с польско-литовской короной и уйти со службы короля Сигизмунда II Августа и стремлении перейти под покровительство Русского государства (посланец прибыл в Москву между 27 сентября и 5 октября). Летопись свидетельствует: «…приехал ко царю и великому князю Ивану Васильевичю всеа русии от Вишневецкого князя Дмитрея Ивановича бити челом Михайло Есковичь, чтобы его государь пожаловал, а велел себе служите. А от короля из Литвы отъехал да на Днепре на Кортицком острову (на острове Хортице — О.К .) город поставил против Конских вод у Крымских кочевищ. И царь и великий князь послал к Вишневецкому детей боярских Ондрея Щепотева да Нечая Ртищева да того же Михаила с опасной грамотой и с жалованием» [182] ПСРЛ. Т. XIII, ч. I–II. С. 262–263; ПСРЛ. Т. XXIX. С. 238–239. . 16 октября направленные к князю Вишневецкому дворяне вернулись в Москву и сообщили, что он принял присягу: «…а приказал князь Дмитреи, что он холоп царя великого князя и правду на том дал, что ему ехати ко государю.», а сам выступил в поход «. воевати Крымских улусов под Ислам-Кермень, служача царю и великому князю» [183] ПСРЛ. Т. XIII, ч. I–II. С. 275–276; ПСРЛ. Т. XXIX. С. 251. .