Йохен Хелльбек - Революция от первого лица: дневники сталинской эпохи

Особая благодарность — Альфонсо Рутильяно, который помог мне при-думать название книги. Проведение исследования и написание книги стали возможны благодаря Фонду исследований немецкого народа (Studienstiftung des Deutschen Volkes), Колумбийскому университету, Обществу сотрудников Мичиганского университета (Michigan Society of Fellows), Фонду Фрица Тиссена, Ратгерскому центру исторического анализа и Центру исследований новейшей истории в Потсдаме. Отдельные части данной книги публикова-лись в других местах и использованы здесь с разрешения изда-телей: части глав 3, 5 и 7 были опубликованы соответственно в: Working, Struggling, Becoming: Stalin-Era Autobiographical Texts // Russian Review. 2001. Vol. 60. № 3. Р. 340—359; Fashioning the Stalinist Soul: The Diary of Stepan Podlubnyi (1931—1939) // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. 1996. № 3. S. 344—373; Writing the Self in the Time of Terror: Alexander Afinogenov’s Diary of 1937 // Engelstein L., Sandler S. (eds.) Self and Story in Rus-sian History. Cornell University Press, 2000. Я глубоко признате-лен своим родителям. Без их постоянной поддержки и поощре-ния я просто не состоялся бы, в том числе и как ученый. А Катинька наполняет мою жизнь радостью. С любовью посвящаю ей эту книгу.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Я впервые погрузился во внутренний мир сталинской Рос-сии жарким августовским днем 1990 года. В тот момент пере-стройка достигла поворотного пункта, когда либеральные ре-формы Горбачева начали разрушать советский строй. Для ис-ториков перестройка означала архивную революцию: рассекре-чивание архивов Коммунистической партии будет продолжаться на протяжении большей части 1990-х годов, подталкивая к но-вым интерпретациям советского прошлого. Я провел несколько недель в московских библиотеках, собирая материал для ис-следовательского проекта о судьбе российских крестьян при Сталине. Мое пребывание в советской столице подходило к концу — через несколько дней мне предстояло возвратиться в Нью-Йорк. Побывав утром в бане, посетить которую для борь-бы с жарой посоветовал мне один из русских друзей, я в не-определенно энергичном настроении шел по центральным мос-ковским улицам. Мое внимание привлекла вывеска на одном из зданий: «Народный архив». После недолгого колебания я вошел внутрь. Сначала мне показалось, что я ошибся дверью, по-скольку перед моим взором предстал небольшой магазинчик, заваленный дешевыми транзисторными приемниками и бобина-ми пленки с записями поп-музыки. Но когда я спросил об ар-хиве, владелец магазинчика направил меня в подсобное поме-щение окнами во двор. Как и в большинстве архивов, здесь было холодно и темно, поскольку зарешеченные окошки давали лишь скудное освещение. На металлических полках рядами стояли большие серые ящики. Наскоро обустроенная читальня с поломанной мебелью свидетельствовала о том, что архив держится скорее на энтузиазме, чем на щедром финансирова-нии. Оказалось, что директор отсутствует; а его молодые по-мощники возбужденно рассказали мне о своем увлечении сбо-ром и сохранением свидетельств простых граждан, которые, как они считали, могли поколебать авторитарное советское государ-ство и его господство над личной и коллективной памятью. Достаточно скоро наша беседа коснулась правления Сталина. Когда я стал рассказывать о своем исследовании, один из ар-хивистов снял с полки ящик, наполненный пожелтевшими, за-пыленными тетрадями. Я раскрыл тетрадь, лежавшую сверху, и прочел название: «Дневник по Работе Бригады им. 9-го Съезда В.Л.К.С.М. и Ежедневные записи Бригадира и ученика Ф.З.У. Ст.[епана] Фил.[ипповича] Подлубного». Я продолжил чтение и вскоре увлекся историей молодого человека, которого пресле-довала советская власть из-за того, что его отец был «классо-вым врагом». Сбежав из деревни и приехав в Москву, Подлуб-ный сумел скрыть свое происхождение и стал образцовым ра-бочим и коммунистом. Дневник раскрывал двойную жизнь, пол-ную противоречий и опасностей, но главным образом свиде-тельствовал о попытках Подлубного переделать себя: казалось, он стремился действительно стать тем человеком, за которого себя выдавал. Через несколько часов, изумленный, я покинул архив и вернулся в музыкальный магазин, переполненный по-купателями, жаждавшими товаров и переживаний, долгое время недоступных при советской власти. Казалось, всем им нет дела до исторических документов, хранящихся в соседнем помеще-нии. Навязчивый ритм западной попсы, наполнявший магазин, преследовал меня в дверях, вырывался на улицу и устремлял-ся к расположенному неподалеку Кремлю. Мне открылся со-вершенно иной подход к сталинскому времени, и хотя тем ле-том я не мог дольше оставаться в Москве, в последующие го-ды я приезжал сюда снова. Сначала я считал, что дневник Подлубного — исключительное явление. Но в каждый следую-щий приезд я обнаруживал все больше и больше дневников, которые вели мужчины и женщины, старые и молодые, богатые и бедные, деятели искусства и ученые, студенты и домохозяй-ки. Некоторые из дневников были обнаружены мною в архивах Москвы и Московской области. Другие поступали из частных ис-точников — от самих авторов дневников или их потомков. Не-которые из авторов дневников приглашали меня к себе домой обсудить свои жизнеописания. Хотя архив КГБ, в котором хра-нится самое большое собрание дневников советской эпохи, ос-тавался для меня закрыт, я смог прочесть опубликованные версии этих дневников, а также многие другие напечатанные дневники, письма и воспоминания того периода. Некоторые дневники можно было прочесть за полдня; объем других со-ставлял тысячи страниц. Некоторые были скучны и неэмоцио-нальны, другие — полны душераздирающих и ошеломляющих признаний. И хотя некоторые авторы дневников не анализиро-вали свой внутренний мир, другие, читаемые мной со все на-растающим интересом, спрашивали себя: «кто я» и «как я могу себя изменить». Эти интроспективные и самоанализирующие го-лоса находятся в центре настоящей книги, в которой я иссле-дую, что означало написать слово Я в эпоху большого Мы. Многие ученые объясняли, как функционируют тоталитарные режимы, опираясь на общественно- политические теории. Я из-брал другой подход. Действующие лица, проходящие по страни-цам этой книги, писали богатым и нередко поразительным язы-ком; многие их открытия поверхностны, но другие заслуживают пристального внимания. Восстанавливая их надежды, проблемы и выбор, я раз за разом обнаруживал ошеломительную глубину личной вовлеченности этих людей в события революционной эпохи. Они не говорили от имени всего советского общества, но присущий им индивидуализированный язык помогает объяс-нить, какой была жизнь в сталинскую эпоху. Их голоса звучат с утопической страстью, они позволяют нам погрузиться в увлека-тельное и тревожное время, когда многие простые люди чувст-вовали необходимость вписать свою жизнь в революцию и во всемирную историю.

Читать дальше