Джозеф Дэйвис - Посол к Сталину

По правде говоря, я был совершенно ошеломлён тем, насколько они были осведомлены о том, что я делал, и о моих поездках по всей стране с осмотром всех этих отраслей промышленности, а также тем, насколько близко они знали о моей работе, когда я был главой комиссии по корпорациям и председателем федеральной торговой комиссии при президенте Вильсоне.

Более того, я был, конечно, очень рад услышать эти слова, потому что эти люди – сильная и способная группа, и я лично отдаю им должное за честность и искренность цели и идейность, которые основаны на стремлении служить человечеству. В чём я не согласен с ними, так это не в конечном итоге, которого они пытаются достичь, а в методах, с помощью которых они пытаются создать свою утопию. Они пытаются идти слишком быстро и поэтому должны потерпеть неудачу.

Цена, которую они требуют от общества и лишения свободы мысли и свободы слова, а также безопасности для жизни и свободы личности, слишком высока, чтобы оправдать то, что делается. Но что касается их мотивов, я отдаю им должное за искренность и честность. Я сожалею, что этот великий эксперимент не может быть основан на христианской религии.

Итак, после того как я покинул кабинет президента Калинина, я направился в кабинет премьера. Через несколько минут после того, как я сел за стол, я был совершенно поражен и почти онемел от удивления, увидев, что дальняя дверь комнаты открылась и Сталин вошел один.

У меня не было ни малейшего представления, что это должно произойти. Во-первых, он не является главой государства, и его и их цель, по-видимому, состоит в том, чтобы держать его отдельно от государства, и, как вы знаете, ни один дипломат никогда не встречался с ним официально или как-то иначе лично.

На самом деле, он избегает подобных встреч. Его так тщательно скрывали от публики, что приём любого иностранца стал почти историческим событием.

Ну, когда он вошел, я, конечно, встал и подошел к нему. Он приветствовал меня сердечно, с улыбкой, большой простотой и настоящим достоинством. Он производит впечатление сильного, уравновешенного и мудрого ума. Его карие глаза чрезвычайно добры и нежны. Ребенку понравилось бы сидеть у него на коленях, а собака ластилась бы к нему.

Трудно связать его личность и это впечатление доброты и кроткой простоты с тем, что произошло здесь в связи с этими чистками и расстрелами генералов Красной армии и так далее. Его друзья говорят, и посол Трояновский уверяет меня, что это нужно было сделать, чтобы защитить себя от Германии – и что когда-нибудь внешний мир узнает "их сторону".

Мы сели за стол и с переводчиком проговорили два часа. Конечно, я не могу написать здесь о чём мы говорили, потому что это касается только президента, госсекретаря и нашего правительства, но могу сказать, что дискуссия охватывала все области экономики, состояние промышленности в России, проблемы Соединённых Штатов, личность президента Рузвельта, европейскую ситуацию, ситуацию на Дальнем Востоке – всё в самом общем виде.

Это был настоящий интеллектуальный праздник, которым мы все, казалось, наслаждались. Всё это время мы порой шутили и смеялись. У него озорной юмор, с хитрецой.

У него совершенно великий склад ума. Его ум остёр, проницателен и, превыше всего, мудр, по крайней мере, мне так представляется. Если вы можете представить себе личность, прямо противоположную тому, что мог бы вообразить самый яростный антисталинист в мире, тогда вы можете представить себе этого человека.

Условия, которые, как я знаю, существуют здесь, и его личность так же далеки друг от друга, как полюса. Объяснение, конечно, можно найти в том факте, что люди будут делать ради религии или своего идеала вещи, которые они никогда не совершили бы в противном случае. Именно мировой фанатизм принёс величайшие жестокости.

В нашем разговоре было несколько забавных побочных моментов. В ходе нашей беседы я объяснил, что всегда давал понять членам Советского правительства, что я капиталист, – это для того, чтобы не было никакого непонимания моей точки зрения. "Да", – сказал он, смеясь, – "мы знаем, что вы капиталист, в этом нет никакого сомнения". Затем я откровенно объяснил свою точку зрения – что лично я, как и многие другие капиталисты или, скорее, индивидуалисты, в Соединённых Штатах сочувственно отношусь к тому, что они пытаются сделать.

Мы также хотели бы иметь более справедливое распределение богатства, но мы делали это лучше в Соединённых Штатах, чем они делали это в России. Мы крепко держались за лучшее и пытались устранить худшее в процессе эволюции. Мы делали лучшую работу для простого человека, чем они. Мы держались за те свободы, которые лелеяли, и в то же время, пытались добиться большего распределения богатства и большего равенства возможностей, экономических и социальных, для обездоленных.

"Как вы думаете, сколько из всего имущества миссис Дэйвис достанется государству, а сколько – её детям и наследникам?" – спросил я, чтобы проиллюстрировать порядок распределения богатства. Он проявил интерес. Я сказал: "Более восьмидесяти процентов будет передано федеральному правительству и правительству штата, и менее одной пятой ее собственности будет передано её детям. В моём случае более пятидесяти процентов достанется государству и менее пятидесяти процентов – моим детям".

Я спросил его: "Как Вы полагаете, сколько я плачу правительству только подоходным налогом каждый год, даже включая моё жалованье как государственного служащего – более шестидесяти процентов. В то время, как миссис Дэйвис платит более семидесяти двух процентов".

Это, очевидно, удивило господина Сталина, потому что он посмотрел на Молотова с улыбкой, и Молотов кивнул.

Конечно, я пишу это с уверенностью, что никто из Вас не раскроет этого сейчас. Но я подумал, что это будет интересно и ценно для Вас в последующие долгие годы. Потому что это честная и объективная картина человека и условий, в которых я с ним познакомился.

Почему он сделал это исключение в случае нынешнего американского посла? Как из того, что он сказал, так и из того, что он оставил невысказанным, я заключаю примерно следующее. Прежде всего, это правительство имеет добрые чувства к Соединённым Штатам. Кроме того, русский народ испытывает добрые и дружеские чувства к американскому народу.

В принципе, у нас нет ничего, что они могли бы взять, и у них нет ничего, что мы хотели бы взять, и ощущение такое, что просто невозможно, чтобы когда-либо было вооруженное столкновение между двумя странами.

(Примечание Мемуариста. Странное заявление, учитывая, что всего за двадцать лет до этого по Дальнему Востоку России маршировала армия американских интервентов.)