Александр Афанасьев - Империя, которую мы потеряли. Книга 2

Но шалун Володя не унимается и, сделав страшное лицо, продолжает:

Оста-а-вили ба-бушке ро-ожки да но-ожки…

Малыш не выдерживает и заливается в три ручья».

Эта жестокость — будет сопровождать уже взрослого Ленина всю его жизнь.

Позднее Владимир Ильич никогда не осуждал покушений (на царей, королей, министров) вообще. «Мы вовсе не против политического убийства», — писал он, повторяя английскую формулу: «Killing is no murder» («Умерщвление — не убийство»). «Они, — говорил Ленин о русских террористах, — проявили величайшее самопожертвование и своим героическим террористическим методом борьбы вызвали удивление всего мира. Несомненно, эти жертвы пали не напрасно…» После революции он предложил поставить памятники многим цареубийцам, как античным (Бруту), так и современным (Желябову, Перовской, Кибальчичу)… Однако Ленин всегда считал, что покушения на отдельных лиц — недопустимая растрата сил и жизней революционеров. Поэтому они нецелесообразны. «Жертвы с нашей стороны неизбежны, — говорил он. — Но нужно, чтобы они были сведены к минимуму… Мы должны беречь людей».

Сейчас существуют попытки доказать, что убийство царской семьи — инициатива с места. Это не так. Именно Ленин приказал убить всех, как потом подтверждала и Крупская. Это было еще одним проявлением его жестокости и одновременно имело свою логику.

«Совершенно забывают, — говорил Ленин, — что Нечаев обладал особым талантом организатора, умением всюду устанавливать особые навыки конспиративной работы, умел свои мысли облачать в такие потрясающие формулировки, которые оставались памятны на всю жизнь. Достаточно вспомнить его ответ в одной листовке, когда на вопрос: «Кого же надо уничтожить из царствующего дома?» Нечаев дает точный ответ: «Всю большую ектению».

Ведь это сформулировано так просто и ясно, что понятно для каждого человека, жившего в то время в России, когда православие господствовало, когда огромное большинство, так или иначе, по тем или другим причинам бывали в церкви и все знали, что на великой, на большой ектении вспоминается весь царствующий дом, все члены дома Романовых.

Безусловно, Ленин наследовал всем тысячам предшественников, которые вели войну с самодержавием до него и проиграли. Как он наследует и всем европейским революционерам вообще начиная с французских. Он был первым революционером в мире, который выиграл у государства по-крупному, с разгромным счетом. Но то как он распорядился этой победой — это было только его решение, зависящее от него и его социопатических наклонностей.

Ленин понимал, что времени у него немного, и рано или поздно народ предъявит ему и всем коммунистам счет. Уничтожая всю царскую семью — он уничтожал любую альтернативу себе и партии большевиков, это было одним из шагов по уничтожению России, таким же, как переименование городов и установка истуканов на каждом углу. Ленин вел войну именно с Россией, ее исторической памятью — уничтожение царской семьи было одним из актов войны с Россией.

3. Володя Ульянов с детства ненавидел Россию и все русское.

В 1895 году, знакомясь за границей с вождем русских марксистов Георгием Плехановым, Владимир Ильич между прочим рассказывал ему: «Я… сравнительно до позднего возраста играл в солдатики. Мои партнеры в игре всегда хотели быть непременно русскими и представлять только русское войско, а у меня никогда подобного желания не было. Во всех играх я находил более приятным изображать из себя командира английского войска и с ожесточением, без жалости бил «русских» — своих противников».

Откуда взялась эта русофобия? Ну, скорее всего, от разговоров в интеллигентной семье, ведь в России интеллигент почти всегда — русофоб. Но скорее всего, русофобия проявилась и как следствие социопатии. Володя Ульянов ненавидел всех живущих рядом с ним русских людей, но так как понимал что это ненормально, частично компенсировал это «любовью на расстоянии» к «цивилизованным нациям», знания о которых он почерпнул, вероятно, из библиотеки отца.

Ненависть к России многократно усилила казнь брата.

«Я отомщу за брата!» Разумеется, казнь брата произвела на Владимира сильнейшее впечатление. По словам сестры Анны, он сорвал со стены и начал топтать карту России. «Работая над архивными документами, — рассказывал поэт Евгений Евтушенко, — я наткнулся на поразившие меня показания, как семнадцатилетний Володя Ульянов, потрясенный казнью брата Саши, был приглашен сочувствующими студентами в портерную по кличке «У Лысого», выпил целый стакан водки — может быть, первый раз в жизни — и с остановившимися глазами повторял: «Я отомщу за брата!» Но под местью Владимир Ульянов понимал не месть какому-то одному человеку, а нечто гораздо большее. Впрочем, и к царю Александру III, отправившему его брата на виселицу, Владимир Ильич особенно добрых чувств не испытывал. Однажды в разговоре он вспомнил о казненном брате, потом помолчал и как бы про себя прочитал строфу из пушкинской оды «Вольность»:

4. Володя Ульянов не был русским вообще, что он сам и признавал в двадцатые.

А мало я знаю Россию, — вздохнул он как-то. — Симбирск, Казань, Петербург, ссылка и — почти все.

Владимир Ульянов, как и практически все, кто делал революцию — не был русским. Это кстати не, значит, что он был евреем — если и была еврейская кровь, то Ленин никогда не осознавал себя как еврея, не ассоциировал себя с ними, не знал идиш, не ходил в синагогу, не искал контактов с евреями и никак им не помогал. Более того, даже такой несомненный еврей как Троцкий (Бронштейн) — сам себя не осознавал евреем, он тоже не знал идиш, не интересовался еврейской культурой и если он имел контакты с еврейскими кругами — то только ради денег и революции. После победы, когда группа киевских раввинов пришла к нему с просьбой спасти их синагогу от разрушения, он грубо прогнал их, сказав: я не еврей, я революционер. После чего, кстати, он был проклят раввинами и по нему отслужили панихиду как по умершему.

В этом кстати коренное отличие русской революции от французской — все-таки французскую революцию делали те, кто был частью французского народа, французского общества. Русскую революцию делали чужие стране и народу люди.

Ленин, как и Троцкий, как и Зиновьев, как и многие другие — были ИЗВЕРГАМИ РОДА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО. Ни один народ, ни русский, ни еврейский, никакой другой не признавал их своими и ни один народ не был ими любим и им необходим. Их национальность — революционеры, от всех других они отказались. Это было многочисленное отребье проигранной государству гражданской войны 1905–1907 годов, вынужденное бежать за границу и там жить ИЗГОЯМИ. Это был отдельный в политическом смысле народ, не имеющий своей земли, своего государства — но имеющий свои интересы и постоянно причинявший вред. Не только России — судя по известным мне данным, они несут как минимум косвенную ответственность за Первую мировую войну, то есть они причинили невиданное горе и зло всему человечеству. Они убивали в Лондоне, провоцировали в Сербии, шпионили в России.