Александр Афанасьев - Империя, которую мы потеряли. Книга 2

…

Струве видел, что считать происходящее «опытом взросления» уже слишком опасно — после краха первого парламентаризма и после всей той крови, которая пролилась и продолжает литься. Его поразило то, насколько равнодушно интеллигенция и левые — отнеслись к конституционному акту 17 октября, насколько он им был не важен. Ему не нравилось то, что русская интеллигенция, оголтело отталкиваясь от царизма, проявляла те же черты — одержимость, нетерпимость к другому мнению, доктринерство, неспособность к компромиссу. Не нравилось то, что правовая беспринципность власти встречает такую же правовую беспринципность интеллигенции, она попирает право так же легко как и власть. И в этом случае — в революции смысла не будет, потому что она не принесет освобождения.

…

Правовая беспринципность революции выражалась в формуле: всякое действие допустимо, если оно полезно для революции. По недомыслию, хорошо известному логической теории, все вредное для правительства приравнивалось к полезному для революции, и, таким образом, к морально чудовищной посылке присоединялись допущения, фактически нелепые. Каким реальным содержанием история наполнила эту логику, достаточно известно.

Правовая беспринципность контрреволюции выражается в формуле: всякое административное действие допустимо, если оно наносит вред “крамоле”. На линии этого рассуждения может лежать всякое преступление…Этим подготовляется не умиротворение страны, а возрождение с новой силой тождественной формулы с революционным знаком.

В конце концов — Струве пришел к выводу, который он такими словами не сформулировал, но… он понял, что победа революции не принесет свободы в силу того, что интеллигенция ничуть не лучше власти. Те кто борется — не лучше тех против кого борются и более того — во главе новой несвободы могут встать люди, которые ранее боролись за свободу. И панацеей против этого — должно стать изменение культуры, сначала интеллигенции потом и общества в целом.

Опыт Первой и Второй Думы — он к сожалению не стал для России опытом парламентаризма. Происходившее там — противоречило самой идее парламента как выдвижения представителей народа, которые будучи объединенными в некий орган власти, отдельную ветвь власти — смогли бы говорить от имени общества, контролировать расходование денег, собранных с общества и предотвращать появление власти, отдельной от общества и довлеющей над обществом. Парламент — нигде кроме России не становился инструментом разрушения системы власти, а не частью ее.

Еще парламент становился местом согласования интересов различных групп общества, а не местом продолжения и углубления конфликта.

В России — парламент стал продолжением революции и свидетельством ее незавершенности — что в свою очередь отражало крайнюю незрелость и безответственность общества. Но одновременно с этим — взорвались мины, которые были заложены многим ранее и не обезврежены. Надо признать, что общество того времени было не готово для парламентаризма.

Что такое парламент? Я уже говорил выше: идея парламента заключалась в том чтобы создать еще одну ветвь власти, народную, которая бы стояла рядом с неизбираемой (монархом) и выполняла функции и контроля, и совета и законотворчества. Первоначально — парламент возник в Великобритании, где монархия существует и поныне. Во Франции — парламент работал и рядом с президентом и рядом с королем — кстати, многие кто знаком с политической кухней Франции говорят, что французы по-прежнему выбирают себе не президента, а короля. Идея парламента заключалась не в борьбе с монархией, не в перехвате власти, не в победе революции. Но у нас она именно в этом и заключалась: причем апологеты этой идеи не слишком то задумывались о том, а какой должна быть конфигурация власти. Конституционная монархия? Президентская республика? Как и кем должен избираться глава государства, если это будет выборный пост? Мы подошли к 1917 году «интеллектуально голыми» я бы так сказал, без малейшего понимания, а если не Николай II то кто и если не монархия — то что? И призывы к Первой думе провозгласить себя конституантой, то есть учредительным собранием и дать стране Конституцию разбивались думаю об это — не было Конституции! Не было даже понимания, как должна выглядеть русская конституция. Это кстати удивительный факт — общество с таким жаром требовало конституцию, но за несколько лет — не смогли подготовить нормальный проект конституции. Думаю, если бы была обсужденная, разделяемая подавляющим большинством конституция — за принятием дело не стало бы.

Но все это скрывает еще более глубокую проблему — аправовой и антиправовой характер тогдашнего (да чего греха таить и сегодняшнего) русского общества и его передового отряда — интеллигенции.

Парламент — созывается для того чтобы дать людям ПРАВА и закрепить их законодательно. Как это соотносится с вызывающими оторопь откровениями русской интеллигенции о том, что они против свободы, России не нужна свобода, что не нужно право, потому что право есть обман, и чем стоять на праве, лучше рухнуть. И это не просто слова. Вдумайтесь — ни в первой ни во второй Думе правительство не смогло найти большинство для того чтобы провести законы дающие крестьянам право собственности на землю. Зато и там и там — даже партии, считающиеся либеральными, предлагали законопроекты о переделе земли, предполагающие массовые нарушения чужого права собственности на землю. Ведь никто в том числе и те кто считался либералом — не подумал о том, что крестьянам надо помочь землю КУПИТЬ. Практически все законопроекты предусматривали, что землю нужно ОТНЯТЬ. И мало кто думал: ну хорошо, пройдет еще двадцать лет, и снова возникнет неравенство — и что тогда? Опять отнимать? И когда все это кончится?

Не подумали и дальше — если можно отнять землю, то что еще можно отнять? Крестьяне кстати тоже не подумали — если могут отнять они, почему нельзя отнять у них? Сталин и отнял.

Право выбора? Да, «четыреххвостка» была одним из основных требований до 1917 года. Но почему никто не задумался, что право участвовать в выборах — это «служащее» право, это средство, но не цель. Парламент избирается для чего-то, и вовсе не для того чтобы снести власть.

В условиях, когда Парламент не борется за конкретные права людей, не закрепляет их — нужен ли такой парламент?

Но одно несомненно — первая и вторая Государственные Думы были ровно такими, какие мы заслужили…

Сейчас, занимаясь, как и Акунин (хотя несколько с другими акцентами) популярной историей государства Российского — я хорошо вижу лакуны, которые надо заполнять, и которые не заполнены. Одна из таких лакун — это история русского парламентаризма до 1917 года, вписывание Думы в историю, возвращение ей ее действительной роли. Она была больше, чем о том повествует учебник истории. Даже если у нее не было каких-то распорядительных прав — это была площадка публичной политики, в которую теперь вынуждены были играть все, в том числе и самодержавная власть. И в общем-то — доигрались.