Александр Афанасьев - Империя, которую мы потеряли. Книга 1

Я совсем недавно встретил поразившую меня цифру. Если считать городскими жителями лишь тех, кто проживает в городе постоянно и всей семьей, а не приходит в город на заработки, возвращаясь в деревню на сезон полевых работ — то в 1910 году горожан в России было всего шесть процентов (а не двадцать, как писал Изгоев). О чем мы вообще говорим?

Крестьянский мiр существовал рядом с теми шестью процентами, которые считались — и сами себя считали — русским народом — на протяжении, по крайней мере, трех столетий. Про него почти ничего не знали. Время от времени он давал о себе знать чудовищными восстаниями — Разин, Болотников, Пугачёв. Время от времени он вставал во весь свой исполинский рост и громил врага — поляки, французы Наполеона отнимали лошадей и пропитание. Для крестьянина посягательство на лошадь означало угрозу гибели его и его семьи… первые же вояжи фуражиров вызвали крестьянские бунты, убийства французских солдат, отряженных искать продовольствие. Затем появились летучие конные отряды и объяснили, что Царь разрешил убивать… Крестьянское восстание, на сей раз санкционированное властями, полыхнуло с чудовищной силой, в его пламени и сгорела самая сильная на тот момент армия. Но что не увидел ни Лев Толстой, ни декабристы — крестьяне сражались отнюдь не за Россию. Для них само понятие «русский» было либо чем-то отвлеченным, либо незнакомым, на вопрос «Кто ты?» — они либо называли религию (православный) либо деревню, откуда родом или уезд. Деревня донациональна.

Русский мiр жил по своим законам, не имевшим ничего общего с государственными. Попробую здесь хотя бы вкратце описать их.

1. Базовой ячейкой крестьянского мира является семья, а следующей — община и ее сход. Выполнение любого решения схода есть святая обязанность любого члена общины, за невыполнением могло последовать убийство или изгнание. Фактически, это даже дофеодальная, племенная структура общества.

Решение схода было выше любого государственного закона, если при его исполнении закон нарушался, приезжала полиция или солдаты — те, кто был услан на каторгу или убит считался пострадавшим за общество, его семья бралась на попечение мiра, а сам он пользовался огромным уважением, даже если совершил убийство. Нередко, так убивали хозяина, если тот совсем не давал жить — хозяева о том знали и прекрасно понимали, до каких пор можно давить. Проблема в том, что примерно к 1905–1907 году в центральной России перенаселенность стала таковой, что крестьянский мiр не только больше сам ничего не мог дать государству, но и сам нуждался в помощи. Причины этого описаны, в том числе и в статье про экономику крестьянства — передельная община на корню убивала инициативу людей, делала бессмысленным и даже вредным повышение плодородия твоего временного участка. Все это накладывалось на демографический взрыв.

Ю.С. Пивоваров «Полная гибель всерьез»

Между 1850 и 1914 гг., за 60 с небольшим лет, население России выросло в два с половиной раза (68 млн… человек — 170 млн… человек; в 1900 г. — 125 млн… человек). Это были самые высокие в тот период темпы увеличения населения в Европе. Вместе с тем урожайность зерновых была существенно ниже, чем среднеевропейская. В течение XIX в. на 60 % увеличилась и посевная площадь (1809 г. — 80 млн. га, 1887 г. — 128 млн. га). «Однако даже такого безостановочного расширения посевной площади не хватало, поскольку… население росло еще скорее, а урожаи оставались на прежнем уровне. К 1880-м годам в средней и южной полосе России целины практически не оставалось, и земельная рента увеличилась необыкновенно. В то же самое время… рост современной промышленности лишал крестьянина основного источника побочного дохода.

Действительно, несмотря на значительное расширение посевной площади, сельское население росло еще быстрее, намного быстрее. В результате начался процесс обезземеливания миллионов крестьян. Не поспевала за резким демографическим подъемом и урожайность. В начале XX в. крестьянство европейской части России собирало 14 пудов хлеба на душу населения. Прожиточный минимум официально определялся в 20 пудов. Годовой доход средней крестьянской семьи тоже значительно отставал от минимального прожиточного (38 и 49 рублей соответственно).

Таким образом, русское крестьянство в целом явно недоедало. К примеру, потребление хлеба на душу населения в России равнялось 13 пудам, во Франции — 22,3, в Германии — 19,45, в Великобритании — 18,39. В год на питание тратили: русский крестьянин — 20 руб., немецкий — 40, французский — 56 руб. Причем происходило постепенное ухудшение питания, что, безусловно, сказывалось на здоровье крестьян. Об этом свидетельствовало нарастание доли так называемых забракованных и получивших отсрочки по состоянию здоровья при приеме на военную службу. В 50 губерниях Европейской России в конце 70-х годов таких было 11 %, а в начале XX в. — 22 %.

Обратите внимание на два не слишком-то заметных факта. Первый— так как бедные крестьяне, работая на земле, не могли прокормить даже себя — им приходилось хлеб покупать. Конкурируя в этом смысле со скупщиками для экспорта. И второй. Раньше дополнительным доходом семьи было кустарное производство. Но вследствие развития промышленности, ни город, ни богатый односельчанин уже не нуждался в кустарных поделках, он покупал фабричную вещь. А развитие промышленности снижало и спрос на сезонную и низкоквалифицированную рабочую силу — нужна была квалифицированная и на весь год. Так город и бедная часть деревни стали друг другу СОВСЕМ НЕ НУЖНЫ.

Столыпин пытался переселять лишних крестьян в Сибирь — плохо получилось. Радикалы же подсказали, что делать , и крестьянский мiр пошел у них на поводу, убив в 1917 году государство, мешавшее новому переделу земли, как убивали раньше не дающего жить хозяина.

Обращу внимание — подобная жизнь не имеет ничего общего с жизнью в Европе, где закон все-таки признавали все крестьяне и вынуждены были уважать. Британский кровавый уголовный кодекс со смертной казнью по 288 составам преступлений не уважать было невозможно, и на селе там существовали сельские общины, живущие именно по этому закону. В России собственно Россия — ограничивалась городами, за городской чертой начиналось уже что-то совсем иное. Немало этому способствовал и минимальный полицейский и чиновничий аппарат, в несколько раз меньший, чем в европейских странах. Закон просто никто не представлял — кроме являвшихся солдат, если происходил бунт или убийство. Раньше был хотя бы помещик, который жил на селе и был кровно заинтересован в том чтобы его не подняли на вилы — но сейчас большинство помещиков и не показывалось в деревне, занимаясь кто проживанием последнего, кто спекуляциями.