Александр Афанасьев - Империя, которую мы потеряли. Книга 1

Интереснее всего положение церкви. С одной стороны — она по-прежнему довлеет над обществом, во многих странах преступления против церкви включены в уголовные уложения. Это не только в России — многие страны, характеризуя себя, начинают, прежде всего, с церкви: Австро-Венгрия, например оплот католичества, Германия — протестантизма, а в Великобритании существует собственная, англиканская церковь во главе с королем. Скорее церковь, чем власть — является главной скрепой общества — и она же сильнее всего ему мешает делать то, что оно хочет.

В России православная церковь является частью государственной машины, выходить из православия в другую религию — уголовное преступление, главой церкви является император — кстати, точь-в-точь как в Великобритании. Но одновременно с этим — в России больше чем в других странах общество продвинулось по пути богоборчества, отказа от церкви как морального авторитета, как мерила и как судьи и строительства гражданского (то есть атеистического и автономного от власти) общества в том виде, в каком мы его понимаем. В России 1917 года было то, чего нет в России 2017 года — гражданское общество. Именно оно устроило произошедший с нами кошмар.

Во главе русского гражданского общества — Лев Толстой, богоборец, создавший собственную религию и первый человек за сто лет, отлученный от церкви. Мы недооцениваем масштаб Толстого, считая его просто писателем, — если бы в то время проходили президентские выборы, он, несомненно, победил бы. Он был властителем умов, духовным и интеллектуальным лидером России того времени. Ему поставили памятник в Сараево, в Боснии и Герцеговине еще до войны. Говорили, что в России два императора — Николай Второй и Лев Толстой.

Но что самое удивительное — процесс эмансипации идет и во второй по значению нации многонациональной России — еврейской. Тихая жизнь еврейских местечек взламывается как лед на весенней реке, все больше и больше молодых еврейских юношей выходят в большой мир — кто богатеть, кто бороться, кто — в террор. Последних немало. Но они не являются представителями еврейского народа. Еврейские старики, еврейский бизнес в ужасе от того, что творят молодые евреи. Большинство из них уходят в террор уже выкрестами — то есть изгнанными из еврейских общин, изгоями. Это нельзя забывать, когда мы обвиняем еврейский народ в произошедшем с нами в 1917 году. Большинство из евреев, делавших революцию, были изгоями, их дела были изучены, а сами они — прокляты раввинами своего времени.

Дело Бейлиса (убийство Ющинского в Киеве) — показало, что русское гражданское общество — не является в основной своей массе антисемитским, и готово после отмены черты оседлости принять евреев как равных. В свою очередь молодые евреи массово учат русский язык — это их язык, а не идиш. Дело Бейлиса — лакмусовая бумажка, причем Россия прошла этот тест успешнее, чем Франция — Бейлиса считают виновным намного меньшее число русских, чем Дрейфуса, фактически в России «антидрейфусары» являлись изгоями. Это же подтвердил и 1917 год — в отличие от левых правые в России так и не смогли ни до февраля 1917 года, ни после него ни собраться, ни политически организоваться, ни предъявить какую-то внятную альтернативу. В общем и целом правые того времени — представляли скопище невнятных личностей, кормящихся около госбюджета. Как только не стало бюджета — они все просто разбежались…

Февраль 1917 года показал, что в России нет противостояния в обществе, традиционного для других стран деления общества на правых и левых. Есть государство и есть противостоящее ему гражданское общество, современное настолько, что оно было бы дееспособным даже сейчас, сто лет спустя. Русское гражданское общество образца 1917 года было активным, единым, атеистичным, прогрессивным и левым.

Церковь не смогла даже в самой минимальной степени сыграть ту роль «властителя дум», ради которой она существовала в России и в других странах. Если в странах Запада прогрессивная часть интеллигенции и буржуазия противостоят «болоту» крестьянства, рабочих, феодалов, организованных в церковные общины и направляемых церковью — то у нас подобных общин просто нет. Показательно, что в отличие от многих стран Запада, православие не смогло организоваться политически, не существует «христианско-демократической» или «христианско-консервативной» партии.

Эта уникальность русского общества, его уникальные успехи в обеспечении внутреннего единства, борьбы интеллигенции за умы и чаяния рабоче-крестьянского класса (как потом показала история, успехи в завоевании сердец были сильно преувеличены), его свобода и антиклерикальность — и сделала русских, русское общество — авангардом всего европейского в борьбе за деклерикализацию и эмансипацию. Именно поэтому интеллектуальная Европа, проигравшая собственную борьбу — так жадно смотрит на Россию, с такой готовностью принимает всё русское. В России отсталость режима политического совмещается с прогрессивностью и даже авангардностью русского общества, русской интеллигенции. Европа ждёт победы русского общества над царизмом как первой победы нового над старым, за которой она и сама поднимется на новый бой против собственной церкви, бюрократии и государства.

Итогом же — была катастрофа. Не обязательно, она была исторически предопределена. Европа получила тяжелейшую травму во время Первой мировой, в России она была усугублена травмой Гражданской войны. Постоянное озлобление огромных масс населения — породили не свободу, а два чудовищных тоталитарных проекта — сталинизм и гитлеровский национал-социализм. Стало понятно, что без Бога — это не интеллектуал, рассуждающий о благе человечества и строящий идеальный мир на земле при помощи науки, а не веры. Это либо пьяный красноармеец с наганом и вопросом: Бог есть? Либо штурмбанфюрер СС, хладнокровно ведущий расово-этническую чистку. Эмансипация Европы была отложена до 90-ых, и только в 70-е годы ХХ века уровень благосостояния европейских стран превысил уровень 1913 года.

Ну а Россия? Путь России обратно к Богу был долог и труден. Генрих Григорьевич Ягода, генеральный комиссар госбезопасности, выслушав свой приговор — к высшей мере социальной защиты — сказал: «а все-таки Бог есть». Поздней осенью 1941 года — по приказу И.В. Сталина — в воздух поднялся самолет с чудотворной иконой Божьей Матери, он облетел Москву. В эту же ночь температура воздуха упала с минус двух до минус тридцати, в баках немецких танков замёрзла солярка, набившаяся в гусеницы грязь превратилась в мёрзлый камень, грузовики вмёрзли в грязную жижу, наступление сорвалось — немцы не могли воевать при минус тридцати. Это дало время, чтобы создать хоть какие-то рубежи обороны и подтянуть свежие сибирские дивизии. Германия потерпела первое чувствительное поражение за всю Вторую мировую войну. А потом — была Победа и смерть тоталитарного проекта вместе со смертью тирана. Но до сих пор у нас не хватило моральных сил отказаться от Ленина-Сталина, разумом прийти к их отрицанию.