Александр Афанасьев - Империя, которую мы потеряли. Книга 1

При этом Столыпин выступал против карательных мер, по его мнению, главным инструментом воздействия должно быть нравственное воздействие, а не законодательные запреты. Поддерживая принципы свободы совести, П. А. Столыпин подчеркивал, что он должен согласовываться и не противоречить народному духу и традициям, которые существуют в обществе. То есть опасно исходить исключительно из абстрактных теорий, необходимо соотносить идеи с жизненными обстоятельствами. Поэтому все реформы должны исходить из того, что нельзя наносить урон основам государства и народной душе, которая объединяет миллионы русских людей. Закончил свою речь П. А. Столыпин весьма эмоциональным высказыванием: «Господа, наша задача состоит не в том, чтобы приспособить православие к отвлеченной теории свободы совести, а в том, чтобы зажечь светоч вероисповедной свободы совести в пределах нашего русского православного государства. Не отягощайте же, господа, наш законопроект чуждым, непонятным народу привеском. Помните, что вероисповедный закон будет действовать в русском государстве и что утверждать его будет русский царь, который для с лишком ста миллионов людей был, есть и будет Царь Православный». Таким образом, в этой речи проявляется тот принцип, которым Столыпин руководствовался, проводя свою политику, — это модернизация страны при сохранении ее уникальности. Петр Аркадьевич искал и находил компромиссы как с политическими силами в Думе, так и между теорией и практикой.

Выступление премьер-министра не могло не спровоцировать жаркую дискуссию среди депутатов. Пожалуй, именно компромиссный характер позиции Столыпина и не устраивал как правых, так и левых депутатов. Вместо того, чтобы разрубить гордиев узел конфессиональных противоречий, премьер-министр стремился сохранить неопределённость, поскольку она помогала решать многие проблемы. Но такая позиция правительства не устраивала многих депутатов. Ситуация в Думе показала, что поиск компромисса со стороны П. А. Столыпина привел к дальнейшей поляризации депутатов. Вопрос вероисповедания оказался настолько чувствительным и принципиальным, что и левые, и правые старались отстоять исключительно свою позицию.

Помимо конфликтов в Думе оппозицию реформам Столыпину составлял и Государственный совет, в котором преобладали ретроградные взгляды. То есть для Думы правительство Столыпина было излишне консервативно, а для Государственного совета излишне либеральным. По мнению верхней палаты парламента, для проведения вероисповедных реформ необходимо было заручиться одобрением церкви. Почти все решения, которые были приняты в ходе дискуссии в Думе, встретили резкую критику Государственного совета. Так, предлагалось исключить возможность всяческой пропаганды со стороны старообрядчества. По сути, сомнению подвергались даже положения императорских манифестов 1905 года.

Ну, вот, господа. Снова мы видим совершенно непостижимую для тех, кто учился по советскому учебнику истории. Не правительство и не Государь — а именно Дума торпедирует так нужный стране закон, проявляя нетерпимость, одержимость и неготовность к компромиссам. Хотя… и до сих пор ведь есть проблема — правительство воспринимает Думу как «не место для дискуссий», а оппозиция — как площадку не для отправления власти, а для захвата власти.

Продолжившаяся конфликтность с крупнейшими силами религиозной оппозиции — дорого обошлась стране. Сначала это вызвало резкое снижение престижа России в мире в связи с продолжающейся политикой ограничения евреев в их свободе жить, где они хотят и заниматься чем хотят. Притом — большинство евреев готовы были стать лояльными подданными и не замышлять ничего дурного против правительства — но мы их оттолкнули. Так мы нажили врагов, потеряли статус наибольшего благоприятствования в торговле с США, а во время войны — большая часть каналов помощи была для нас закрыта. А потом, уже во время войны — старообрядцы профинансировали заговор против правительства, а еврейские юноши — беженцы хлынули во время отступления кто вглубь России, кто в Петроград. Потом — в воспоминаниях о февральской революции не раз и не два вспоминаются юноши в очках с револьверами — это как раз «соколики» Временного правительства, молодые боевики отрядов еврейской самообороны, с беженцами попавшие в столицу.

Политические реформы Столыпина еще менее известны и обсуждаемы, но они же — дают ключ к пониманию того, какой видел Столыпин Россию в будущем. И возможно — они дают ключ к пониманию истинных причин его убийства — того почему полицейская власть Киева дала билет в театр его убийце…

Чтобы понимать, почему — надо понимать, что такое в те годы был Киев.

Киев в те годы был столицей русского «национализма». Почему я пишу национализм в кавычках? Потому что мне не хотелось бы думать, что вот это, сильно похожее на современную бандеровщину явление — и есть то что моя нация способна создать как национализм.

Киев, как город, стоящий в черте оседлости — был политической столицей русского национализма — и его будущей могилой. Именно здесь действовали его важнейшие политики, именно в этих местах набрали миллион подписей крестьян под верноподданническим обращением к Царю. Здесь, по сути, комплектовались все правые фракции и третьей и четвертой Дум.

Но здесь же была и могила русского национализма. Потому что ему нечего было сказать и нечего было предложить русским крестьянам центра страны. Они даже не знали как те живут — потому что где-то в районе Харькова проходила граница распространения передельной общины (потому кстати Украина числилась житницей страны, а места где была распространена община, едва прокармливали себя). У русских националистов, действовавших на территории современной Украины, была простая как автомат Калашникова программа — бей жида! Здесь они набирали с этим голоса. В центральной части России, где жидов пару раз в год видели на ярмарке — нет.

Местные правые — имели сильное влияние на Николая II — с одной стороны отсюда приходили верноподданнические письма с миллионом подписей, в то время как центральная Россия глухо возмущалась, а Петербург почти открыто фрондировал. С другой стороны — правая часть Думы комплектовалась отсюда, и Николай II просто не мог потерять такой резерват правых и оказаться перед полностью левым парламентом.

Но Столыпин мыслил дальше. Он первым понял — нельзя строить правую партию в России, опираясь только на западные губернии и нельзя строить ее только на принципах антисемитизма. В России должна быть широкая правая партия, пользующаяся более — менее поддержкой по всей России и предлагающая нормальную политическую программу, которая опять-таки не будет сведена к игре на темных инстинктах толпы.