Ричард Вайнен - Долгий '68: Радикальный протест и его враги

Линдон Джонсон (который вскоре станет ненавистным для радикальных левых) с Робертом Кеннеди (которым вскоре некоторые левые начнут восхищаться)

Соединенные Штаты сыграли в «долгом 68-м» решающую роль. Внешняя политика американского правительства — особенно в Индокитае — вызывала ненависть по всему миру, но одновременно Америка задавала тон для протестных движений в западных странах. Важное значение в этом имел временнóй фактор. Те разновидности протестных движений, которые стали столь привычными к концу 1960-х годов, в США нередко появлялись на несколько лет раньше — произрастая, например, из движения за гражданские права. Тем не менее к концу 1960-х и особенно в самом 1968-м веру в Америку утратили как радикалы, так и охранители.

Некоторые американцы вспоминают о 1968 годе как о каком-то физическом недуге. Государственный секретарь Дин Раск рассказывал, что весь год провел «как в тумане», выживая на аспирине, виски и сигаретах 1. Журналистка и писательница Джоан Дидион писала: «[Сейчас, когда прошло время,] приступы головокружения и тошноты вовсе не кажутся мне неподходящей реакцией на лето 1968-го» 2. Политик-демократ и общественный деятель Дэниэл Патрик Мойнихэн был тогда уверен, что страна подошла к грани «нервного срыва» 3. В свою очередь, люди, находившиеся у власти, чувствовали себя в настоящих тисках: с одной стороны на них давили военные неудачи на вьетнамских фронтах, а с другой стороны — политические проблемы, создаваемые антивоенным сопротивлением в самой Америке и за рубежом. Линдон Джонсон, который не отличался чуткостью в отношении подчиненных, всерьез опасался того, что его министр обороны Роберт Макнамара покончит с собой 4.

Но и выступавшие против правительства, как правило, чувствовали себя не лучше. Отчасти это было связано с тем, что год закончился избранием Ричарда Никсона, к которому либеральные американцы испытывали крайнюю антипатию. Правление Никсона было отмечено эскалацией агрессии в Индокитае, пусть даже сопровождавшейся постепенным осознанием того, что Соединенным Штатам придется в конечном счете отступить, а также грязью Уотергейта. Более того, некоторые студенческие активисты полагали, что в 1968-м радикальные настроения начала 1960-х выродились в насилие, ожесточенные внутренние распри и новую одержимость идеологической ортодоксией. Джеймс Миллер, член организации «Студенты за демократическое общество» (СДО), писал, что «к концу десятилетия движение рухнуло… оставив после себя рассеивающееся облако слезоточивого газа, наркотиков и псевдомарксистского жаргона» 5. Один из товарищей Миллера по СДО также признавал, что конец 1960-х для многих стал «комнатой ужасов» 6.

Разочарование конца 1960-х годов в США в значительной мере было связано с тем периодом, который иногда называют «эпохой невинности» и который отмечал начало этого десятилетия. Тогда многие не сомневались в том, что «новым левым» удастся избежать сектантской исключительности, ассоциируемой с марксизмом, и что ненасилие и межрасовый альянс кампании за гражданские права укажут путь к политике нового типа. Спустя десять лет от этих идеологических иллюзий не осталось и следа: с ними покончили насильственные методы борьбы, к которым обратились левые, а также подъем контркультуры, которая увеличивала дистанцию между студенческими радикалами и традиционными левыми силами, включая, прежде всего, рабочее движение.

В центре политических распрей 1960-х годов в Соединенных Штатах — по крайней мере, первой половины этого десятилетия, — был фундаментальный вопрос о том, что же такое сама Америка. Радикалы зачастую изображали себя защитниками подлинных национальных традиций, а не новаторами или импортерами внешних заимствований. Том Хайден, самый известный в США студенческий лидер, позже отмечал, что радикализм 1960-х не ограничивался желанием разрешить конкретные проблемы, но представлял собой попытку «переделать всю Америку», по масштабу сопоставимую с принятием Декларации независимости или с Гражданской войной 7. Пессимизм конца 1960-х стал оборотной стороной оптимизма, преобладавшего в начале десятилетия. Американские радикалы, которые боролись с собственным правительством, осуждали Америку с особенной горечью, потому что считали, что их страна не выполняет своего высокого предназначения.

Истоки

Если многие в Соединенных Штатах воспринимали 1968-й год как конец эпохи, то где же было ее начало? Движение «новых левых» было не таким уж и новым, как полагали некоторые молодые американцы. Хотя в 1968 году один из «пехотинцев» университетской оккупации назвал Тома Хайдена «отцом-теоретиком "новых левых"» 8, сам Хайден знал, что понятие «новые левые» ввели в оборот два его старших товарища. Первым и самым известным из них был социолог Чарльз Райт Миллс (1916–1962). Этот профессор Колумбийского университета и любитель кожанок, мотоциклов и женщин, в глазах юных радикалов старался выглядеть «своим», своего рода старшим братом. Хайден, который написал свою диссертацию о Миллсе, считал, что «после Альбера Камю и Боба Дилана он оказал наиболее решительное влияние на первое поколение членов СДО» 9. Особенно важными были три книги Миллса. В «Новых людях власти» ( The New Men of Power: America's Labor Leaders , 1948) разъяснялось, как профсоюзы стали основой политики консенсуса в Соединенных Штатах. Книга «Белые воротнички: американский средний класс» ( White Collar: The American Middle Classes , 1951) впечатляла студентов из-за того, что в ней описывался мир их отцов — мир, в котором они сами так боялись оказаться. Наконец, «Властвующая элита» ( The Power Elite , 1956) акцентировала внимание на небольшой группе людей, которые управляли американской политикой.

Вторым мыслителем, который вдохновлял студенческих радикалов, стал Майкл Харрингтон, родившийся в 1928 году. Харрингтон был редактором церковной газеты The Catholic Worker и способствовал распространению в США одного из направлений европейского — прежде всего французского — социального католицизма. К тому моменту, когда церковь на Втором Ватиканском соборе вплотную подошла к разделяемым им социальным идеям, он уже потерял веру, хотя религия и в последующем казалась ему важным элементом общественной жизни. Харрингтон получил известность благодаря своей книге «Другая Америка: бедность в Соединенных Штатах» ( The Other America: Poverty in the United States , 1962), которая была посвящена жизням американских бедняков — людей с доходом менее 3 тысяч долларов в год. Книга сделала Харрингтона настолько популярным, что вскоре ему — к его огромному смущению — стали предлагать по 1500 долларов за одну лекцию 10.