Ричард Вайнен - Долгий '68: Радикальный протест и его враги

Наиболее важная акция СДО состоялась в 1962 году, когда несколько десятков молодых людей собрались в Порт-Гуроне, в кемпинге, принадлежавшем Объединенной ассоциации работников автомобильной промышленности (United Auto Workers Association). Бревенчатые хижины, лесные тропинки, пляжи и столовые создавали атмосферу летнего лагеря для подростков. В собравшуюся здесь группу входили в основном друзья и знакомые, отобранные на основе личных контактов. Некоторые из присутствовавших представляли семьи, где были сильны левые убеждения, и поэтому разговоры об усталости от идеологий им были неприятны. Тем не менее даже их воодушевляли не столько политические требования, сколько эмоции. Это отличало собрание от аналогичных мероприятий, проводимых в Европе.

Встреча завершилась принятием Порт-Гуронской декларации. По большей части текст был составлен Томом Хайденом, отразив отличавшие его самоуверенность, моральное рвение и социологический жаргон. В документе выражалось несогласие с материалистическими ценностями современной Америки и технократическими приоритетами, которые свидетельствовали, по мнению его создателей, о том, что нынешнее поколение «имеет программу, но не имеет видения» (program without vision). Авторы декларации исходили из того, что реальные разграничительные линии в американской политике проходят скорее внутри партий, а не между ними. В частности, в документе подчеркивалась роль «диксикратов» — южной фракции Демократической партии, выступавшей против предоставления гражданских прав чернокожему населению. В заявлении также говорилось о необходимости более радикальной «политики участия», которая «выводила бы людей из изоляции и включала бы их в сообщество, ибо это необходимое — хотя и едва ли достаточное — условие обретения смысла индивидуальной жизни».

У американских «новых левых» были свои отличительные особенности. Одной из них стало дистанцирование от рабочего движения. Чарльз Райт Миллс призывал к отказу от «метафизики труда», согласно которой только организованный рабочий класс способен продвигать прогрессивные перемены. Американские профсоюзы, в отличие от профессиональных объединений Западной Европы, не имели явных связей с левыми политическими партиями, а некоторые из них после Второй мировой войны занимали жестко антикоммунистические позиции. Более того, внушительная численность студентов в США вполне позволяла рассматривать американское студенчество в качестве самостоятельной прогрессивной силы. Участники встречи в Порт-Гуроне считали рабочее движение пассивным; этот факт не может не удивлять, если учесть, что все они были гостями крупного профсоюза, а одна из активисток, Шэрон Джеффри, была дочерью профсоюзного лидера.

Вторая особенность американских «новых левых» задавалась их отношением к холодной войне. Во внутренней политике США антикоммунизм был укоренен гораздо глубже, чем во Франции и Италии, где коммунистические партии имели депутатов в парламенте, или в Великобритании, где к коммунистам в целом относились как к безобидным эксцентрикам. В Соединенных Штатах в 1950-е годы, напротив, выражение симпатий к коммунистам могло стоить карьеры. Интересно, что наследие маккартизма делало молодых американских радикалов 1960-х более свободными, чем были их европейские современники. Американцам никогда не приходилось определяться, как относиться к огромной коммунистической партии в их собственной стране. В Порт-Гуронской декларации критическое восприятие советского режима рассматривается как нечто само собой разумеющееся, хотя при этом отмечается, что предпочтительными остаются мирные отношения с Советским Союзом. В данном аспекте Декларация предвосхитила поворот, состоявшийся в американской дипломатии в 1960-е годы; ее авторы не высказали внятной позиции по отношению к Джону Кеннеди, который в то время определялся, кем ему стать — рыцарем холодной войны или сторонником разрядки международной напряженности.

Вплоть до середины 1960-х годов движение «Студенты за демократическое общество» не допускало в свои ряды сторонников «тоталитаризма», хотя на деле за соблюдением этого правила никто не следил. Тодд Гитлин, бывший президентом СДО в 1963–1964 годах, позже говорил, что «для "новых левых" антикоммунизм был примерно тем же, чем он выступал для послевоенных либералов и социал-демократов: тиглем, в котором закалялась их политическая идентичность» 16. Тем не менее тот факт, что организация не смогла однозначно осудить коммунизм, стал первейшей причиной того, что профсоюзные спонсоры от нее отвернулись.

Холодная война и «новые левые»

В действительности взгляды американских «новых левых» были связаны с холодной войной в гораздо большей степени, чем осознавали их носители. Антикоммунизм в Соединенных Штатах часто сопровождался жестокой демонстрацией государственного принуждения и защитой интересов бизнеса. Тем не менее за пределами собственных границ американское правительство вступало в альянсы с различными некоммунистическими силами; зачастую это означало принятие им позиций, которые в перспективе американской внутренней политики показались бы левыми. Многие из тех, кого американцы поддерживали в Европе, были демократическими социалистами или даже несоветскими марксистами. В 1950-е годы среди европейских получателей американской финансовой помощи были люди, которые обязательно — родись они в США — заинтересовали бы комиссию по расследованию антиамериканской деятельности. Стром Термонд, сенатор крайне консервативных взглядов, ворчал, что ЦРУ «строит социализм за спинами американцев» 17. Альберт Камю, которого обожали американские студенческие радикалы, принадлежал к числу как раз тех левых, не имеющих отношения к коммунизму, с которыми американские деятели готовы были сотрудничать. И действительно, молодой Генри Киссинджер пытался уговорить Камю писать для журнала, который он редактировал в 1950-е годы 18.

Огромное значение для американской внешней политики имел расовый вопрос. Даже не предпринимая еще никаких попыток покончить с сегрегацией в южных штатах, американское правительство выставляло себя противником европейского колониализма и союзником неевропейских народов. Иначе говоря, образ внешней политики США заметно отличался от образа их внутренней политики. Афроамериканец Ральф Банч, высокопоставленный сотрудник Государственного департамента США, получил в 1950 году Нобелевскую премию мира за свою роль в налаживании переговоров между Израилем и палестинцами. При этом он запросто мог получить отказ в обслуживании в какой-нибудь кофейне в Алабаме. Американская позиция подрывалась подобным лицемерием. Например, Соединенные Штаты поддерживали только «правильный» вариант деколонизации. Это означало, что отвергались любые ее варианты, результатом которых могло стать утверждение коммунистических режимов или изгнание американского бизнеса из стран, получающих независимость. Защитники американских интересов также зачастую рисовали обманчиво благостную картину межрасовых отношений в их собственной стране. Уильям Дюбуа, которому в 1950-е годы было отказано в выдаче заграничного паспорта из-за коммунистических убеждений, писал, что его чернокожие товарищи, которые хотели выезжать за рубеж, были обязаны «повторять те вещи, в которых Госдепартамент хочет убедить мир».