Ричард Вайнен - Долгий '68: Радикальный протест и его враги [калибрятина]

Работники алюминиевого завода в Сен-Жан-де-Морьен не прекращали работу, но, к большому раздражению ВКТ, несколько недель сами управляли предприятием. Ходили разговоры и о таких «забастовках», во время которых работа не прекращалась, но выполнялась бесплатно. Баланс сил между различными профсоюзными объединениями в 1968 году заметно изменился. Контролируемая коммунистами ВКТ, оставаясь самой крупной конфедерацией, частично потеряла былое влияние. «Рабочая сила» — РС (Force Ouvrière), ассоциируемая с демократическим социализмом и на заре своей истории спонсируемая американцами, желавшими ослабить коммунистов, напротив, приобрела вес, особенно на судоверфях Нанта, где в нее стекались исключенные из ВКТ троцкисты и анархисты. На удивление радикальной сделалась Всеобщая конфедерация кадров (Confédération Générale des Cadres), которая представляла интересы управленческого персонала. Особую значимость приобрела Французская демократическая конфедерация труда — ФДКТ (Confédération Française Démocratique du Travail), которая, объединив в свое время христианские профсоюзы, к тому моменту перестала быть чисто религиозным объединением, но при этом продолжала считать, что интересы работников не ограничиваются только материальными запросами. «Нам нужно заменить промышленную и административную монархию демократическими структурами, основанными на самоуправлении», — заявляла ФДКТ 49.

Не исключено, что возбужденные наблюдатели переоценивали новизну майских забастовок; кроме того, следует иметь в виду, что некоторые ветераны профсоюзного движения симпатизировали 1968 году именно потому, что он напоминал им о прежней забастовочной волне конца 1940-х 50. На деле самоуправленческие эксперименты были довольно редкими и не внедрялись на крупных предприятиях. Большую часть забастовщиков составляли мужчины 51, и лишь изредка ими руководили молодые люди 52, хотя в целом в забастовках 1968-го участвовало больше женщин и молодежи, чем раньше. Заметную часть трудовых ресурсов во Франции составляли рабочие-эмигранты, которые обычно были менее защищенными, чем их коллеги-французы. Некоторые эмигранты участвовали в забастовках, но их положение было уязвимым: ФДКТ сообщала о том, что с 24 мая по 20 июня 183 рабочих-эмигранта тридцати семи национальностей были депортированы властями. Испанцев и португальцев, которые потом отметились высокой активностью в рабочем движении 1970-х годов, подобные неприятности не коснулись: на время забастовок 1968-го они в массовом порядке отправились на родину 53— для этого был выделен как минимум один специальный поезд 54.

Высказывалось и такое мнение, что забастовки были оппортунистическими по своей природе, что рабочие якобы воспользовались всеобщей сумятицей исключительно для того, чтобы обеспечить себе материальные выгоды. Британский посол писал: «Цели рабочих не столь масштабны, как цели студентов; как сказал один обозреватель, студенты хотят подрубить все общественное древо, а рабочим достаточно будет получать с него побольше плодов» 55. Но истина, по-видимому, заключается в том, что в хаосе 1968 года никто, включая самих забастовщиков, не знал точно, что же происходит. Масштаб забастовок был таким, что они воспроизводили и поддерживали себя сами. В Нанте центральный забастовочный комитет заседал в мэрии, а в конце мая на протяжении нескольких дней эффективно управлял городом. Однако, как представляется, забастовщики пошли на это скорее из прагматической необходимости поддержать порядок в населенном пункте, где обычная администрация перестала функционировать, а не ради того, чтобы захватить власть революционным путем. Многие люди не могли выходить на работу из-за того, что транспорт остановился, а на заводы не подавалось электричество. Учителя часто объявляли символические забастовки на час или на день, но в мае 1968 года перестала работать вся система образования; учителя же продолжали получать зарплату независимо от того, считали они себя забастовщиками или нет 56. Более того, тональность трудовых споров в 1968 году зачастую определялась не всей массой людей, прекративших работу, а относительно незначительным числом тех, кто был наиболее активен в захватах предприятий.

В некоторых отношениях май 1968 года не объединял, а разделял рабочих и студентов. И до, и после этих событий студенты нередко присоединялись к протестам рабочих. Но в мае, однако, сосредоточение протестной активности в центре Парижа отвлекло студентов от того, что происходило на предприятиях. 15 мая директор Renault описал захват рабочими завода в Клеоне как «рабочий Нантер» 57, но сам университет в Нантере к тому времени был закрыт, а в прилегающих к нему промышленных пригородах, как сообщалось, студенты сотрудничали с рабочими только в девяти из восьмидесяти восьми забастовок 58. Важнейшим предприятием, оккупированным в центре Парижа, оказался театр «Одеон», но это совсем не было похоже на рабочий захват, поскольку технический персонал театра был возмущен присутствием студентов и начал бороться с ними 59.

Профсоюзы, особенно ВКТ, часто стремились помешать слишком тесному взаимодействию студентов и рабочих — хотя рабочие, особенно молодые, иногда все-таки участвовали в студенческих протестах. За пределами Парижа братания между студентами и рабочими происходили более легко: объяснялось это тем, что у общенациональных лидеров ВКТ в регионах было меньше власти, а также тем, что студенческий радикализм в провинциях был менее вызывающим. По словам студенческого лидера из Бреста, движение там было «более конкретным и реалистичным», чем в Париже, и даже граффити на стенах отсутствовали 60. А в Лионе рабочие вместе со студентами захватили Городской театр Виллербана (Théâtre de la Cité de Villeurbanne).

Некоторые рабочие воспользовались забастовками на своих предприятиях, чтобы заняться политическим туризмом, посещая центры студенческих протестов в Париже. Такие поездки иногда усиливали у рабочих ощущение того, что студенты — чуждые им существа, хотя это не всегда выливалось во враждебность. Жорж Валеро, поклонник самообразования и почтальон, женатый на учительнице, расставшись с коммунистами, сменил несколько «гошистских» партий. Но даже он считал, что студенты, которых он встретил в театре «Одеон», «немного не в себе». Один из них, в частности, рассуждал об «осушении каналов Венеции ради поиска там сокровищ» 61. Жан Калью, тридцатисемилетний делегат ФДКТ c завода Dassault в Стране Басков, посетив студентов в Сорбонне, заявил: «У меня нет ощущения, что мы живем в одном и том же мире» 62. Иногда, впрочем, сама несовместимость студенческой культуры с их собственными представлениями о мире влияла на рабочих — хотя последствия этого влияния сказывались намного позже. Бернар Рош, низкоквалифицированный рабочий из Труа, съездил в Париж в рамках вылазки, организованной в 1968 году заводским комитетом (comité d'entreprise). Поездка не оставила у него «героических воспоминаний», но зато спустя годы он вспоминал увиденную им настенную надпись: «Глядя ей в глаза, он зачал ребенка у нее в душе» 63.