Ричард Вайнен - Долгий '68: Радикальный протест и его враги [калибрятина]

Некоторые коммуны не поощряли деторождение, поскольку оно, как считалось, отвлекает от политической деятельности 61, однако большая их часть рассматривалась и в качестве мест для воспитания детей. Родители всячески экспериментировали, стремясь воспитывать детей коллективно, а не единолично. В коммуне Кана (Kana) недалеко от Копенгагена кто-то из взрослых назначался «домашней феей», призванной присматривать за всеми здешними детьми. Впрочем, это назначение стало выглядеть более прозаично, когда члены коммуны, вернувшись к университетской учебе, постановили, что детьми на постоянной основе должен заниматься один человек, труд которого будет оплачиваться датской системой социального обеспечения 62. Некоторые рассматривали совместное проживание в качестве способа «ликвидировать семью» и это вызывало определенный ажиотаж, однако в основном сами семьи подрывали коммуны, а не наоборот. Например, измученные экспериментами ветераны сельской коммуны в Мичигане пришли к выводу, что их сообщество продолжило бы существовать, если бы отдельным семьям разрешили жить в отдельных хижинах 63.

Одно из самых драматичных восстаний 68-го — по крайней мере, с точки зрения людей, лично в нем участвовавших, — было отмечено не бунтом против «традиционной» семьи, а возвращением к ней. Часть католического сообщества ожидала, что сразу после Второго Ватиканского собора священникам будет разрешено жениться. Когда этого не произошло, некоторые взяли дело в свои руки и начали вступать в брак сами. Группа французов, получивших духовный сан после 1968 года, спустя восемь лет заявляла о том, что она открыта для всех священнослужителей, «независимо от их положения». На деле это означало, что в их ассоциацию входили и женатые священники, то есть она объединяла тех, кто по-прежнему оставался служителем церкви в традиционном смысле, с теми, кто в глазах церковного руководства был нарушителем священного обета 64. Дебаты по поводу целибата в церкви можно считать своеобразной «перевернутой» версией 68-го. Здесь наиболее ярыми бунтовщиками оказывались не сексуально привлекательные и опытные молодые люди, а бывшие священники в средних летах, которые выглядели равным образом нескладно как в своей мирской одежде, так и в своем стремлении приобщиться к семейной жизни. Наконец, некоторые сообщества пережили своего рода контрреволюцию: их члены со временем приходили к убеждению в том, что от сексуальных отношений нужно вовсе отказываться, поскольку они мешают общественной жизни. Так, к 1965 году в Пьемонте была создана «община Бозе» (Bose), в которую входили мужчины и женщины, католики и протестанты. Через какое-то время, однако, члены общины отказались от своей обычной одежды и перешли на одеяния, похожие на рясы бенедиктинцев. На Пасху 1973 года все члены общины приняли обет безбрачия 65.

Дети революции

Какая память обо всех этих событиях осталась у детей, рожденных «людьми 68-го»? Некоторые вспоминают, что родители уделяли им относительно мало внимания, так как были увлечены политической деятельностью. Дети хиппи, решивших заняться земледелием, подвергались насмешкам в деревенских школах, поскольку от них пахло козами. Учитывая то значение, которое «люди 68-го» придавали спонтанности и аутентичности, любопытно отметить, что их дети иногда упоминали о некоторой отвлеченности, присущей повседневным семейным практикам родителей. Например, ученица одной французской альтернативной школы, основанной «людьми 68-го», должна была обращаться к своей матери не как к «маме», а сугубо по имени; по ее воспоминаниям, она ощущала себя ребенком «лишь в теории» 66.

Некоторые дети «людей 68-го» ожесточились, но большая часть из них отличалась терпимостью — действительно они более толерантны к родителям, чем те были к своим. Иногда в этом наблюдается интересная цикличность. Родители «людей 68-го» зачастую были относительно умеренными левыми, терпимо относившимися к революционным авантюрам своих детей, а их собственные дети нередко возвращались назад, к демократическому социализму. Например, Жан-Луи Пенину из заводского активиста 1960-х в следующее десятилетие превратился в редактора газеты Libération . Его сын, который родился в марте 1968 года, стал муниципальным политиком и членом Объединенной социалистической партии — и его ничуть не смущал тот факт, что родители назвали его Мао. Экономист Тома Пикетти был зачат в 1968 году, когда его очень молодые родители почти все время проводили на баррикадах. Мальчик воспитывался на ферме на юге Франции, хотя его состоятельный дедушка следил за тем, чтобы традиционные аспекты воспитания внука не оставались в пренебрежении. Став взрослым, Пикетти прославился работой по экономике, в которой несвойственная для soixante-huitard озабоченность статистикой смешивалась с призывом к реформам, которые можно осуществить в рамках капиталистической системы.

Том Хайден рассказывает трогательную историю о жизни в коммуне «Ред Фэмили» (Red Family), которую он помогал основать в Беркли в конце 1960-х. Он жил там вместе с Анной Вайлз Шир и сблизился с ее сыном, Кристофером. Хайден устроил ребенка в нетрадиционный детский сад «Блю Фэйрилэнд» (Blue Fairyland), где мужчин призывали «реализовать материнскую часть собственной натуры». Однажды, вернувшись после политического выступления на Восточном побережье, он обнаружил, что возлюбленная и ее товарищи ополчились против него. Попав под влияние смеси радикального феминизма и левой политики — Хайден утверждает, что они тогда восхищались северокорейским лидером Ким Ир Сеном, — они решили исключить его из коммуны за то, что он «деспотичный мужской шовинист». Хайдену долгие годы не разрешали видеться с Кристофером, и он тяжело переносил эту разлуку. Но в 1984 году какой-то молодой человек вдруг легонько похлопал Хайдена по плечу — и это был Кристофер. Он вырос и поступил в Калифорнийский университет, а на каникулах устроился охранником на Национальный съезд Демократической партии. Хайдену, который пытался организовать беспорядки на съезде той же партии шестнадцать лет назад, последняя деталь показалась особенно примечательной 67.

Глава 9 Рабочие

Конфликт в своем нынешнем виде стал возможным только благодаря маю 1968 года.

Шарль Пиаже, лидер рабочих, захвативших предприятие Lip в Безансоне, 1973 год 1

Рабочие завода Alfa Romeo в 1972 году

В 68-м студенты и рабочие иногда становились союзниками. Студенчество часто поддерживало забастовки на предприятиях, а рабочие, по крайней мере во Франции и Италии, участвовали в студенческих демонстрациях. Кроме того, те и другие использовали одинаковые методы борьбы, включая прямое действие и захваты зданий, восставали против левых партий и профсоюзов, претендующих на представительство их интересов, сражались с работодателями и правыми силами. «Долгий 68-й», однако, не привел к полному единению рабочих и студентов. Зачастую наиболее выдающиеся забастовки проходили в тех странах, где студенческие беспорядки были незначительными или где ключевые сегменты рабочего класса относились к студенческому радикализму с откровенной враждебностью.