Ричард Вайнен - Долгий '68: Радикальный протест и его враги [калибрятина]

Прославление насилия могло принимать необычные формы. В Калифорнии вокруг Чарльза Мэнсона сложилась «семья», которая в 1968 году совершила серию убийств (в том числе и актрисы Шэрон Тейт). Главарь банды был сумасшедшим, и если его убийства имели хоть какой-то политический смысл, то он определенно не был связан с левыми идеями: Мэнсон намеревался начать расовую войну. Однако Михаэль «Бомми» Бауманн заявлял, что он и его товарищи из немецкого «Движения 2 июня» восхищались Мэнсоном и иногда даже испытывали желание стать сатанистами. На последнем собрании организации «Студенты за демократическое общество», состоявшемся во Флинте, штат Мичиган, в декабре 1969 года, некоторые члены группировки «Синоптики», которая собиралась уйти в подполье, положительно отзывались о Мэнсоне 24. Сьюзен Штерн, присоединившаяся к «Синоптикам», позднее писала: «Чарли Мэнсон был предсмертным хрипом детей старого движения — десятилетия СДО» 25.

Преступники и заключенные нередко интересовали тех, кто в итоге пришел к политическому насилию. Ульрика Майнхоф в конце 1960-х работала с несовершеннолетними правонарушителями. Студенты-радикалы играли с лексикой вооруженных нападений — Марк Радд, к примеру, закончил свое послание президенту Колумбийского университета словами, которые ввел в оборот поэт Лерой Джонс: «К стене, ублюдок, — это ограбление». Заключенные — прежде всего осужденные за насильственные преступления и отбывавшие большие сроки — окружались ореолом зловещей тайны. Так было с Джимми Бойлом, гангстером из Глазго, который в 1967 году получил пожизненный срок за убийство, и в еще большей степени — с лондонским грабителем банков Джоном Маквикаром, который в 1968 году сбежал из тюрьмы в Дареме и два года оставался на свободе. Левый активист и ученый Лоуренс Джон Тейлор, который подружился с Маквикаром, преподавая социологию заключенным, предупреждал его соседей, что им, возможно, потребуется прятать беглеца — хотя сам Маквикар, не сомневавшийся в том, что запеченная чечевица и работа над собой будут для него хуже тюрьмы, предпочел искать убежище у своих приятелей-уголовников.

Французская «Группа информации по тюрьмам» (Groupe d'Information sur les Prisons) была основана в 1971 году, а в 1972 году за ней последовал Координационный комитет заключенных (Comité d'Action des Prisonniers). Эти организации добивались проведения реформ во французских тюрьмах: в частности, они предлагали распространить привилегии политических заключенных — например, право получать газеты — на заключенных обычных. Они также вдохновили Мишеля Фуко на исследование, посвященное надзору и наказанию. Тюремные бунты и/или побеги стали важным элементом левого мышления. Во Франции в начале 1970-х некоторые левые сочувствовали участникам тюремных восстаний — хотя сами заключенные могли и не быть политическими активистами.

В Западной Германии лидер «Фракции Красной Армии» сначала сбежал из тюрьмы, а затем, снова оказавшись за решеткой за более тяжкие преступления, объявил властям настоящую психологическую войну. В Италии тюремные волнения начались в 1969 году в тюрьме Le Nuove в Турине, достигнув апогея в ходе бунта в тюрьме San-Michele в Алессандрии в мае 1974 года, когда были убиты пять заложников и двое заключенных. История о том, как Мара Кагол помогла сбежать из тюрьмы своему мужу Ренато Курчо, стала частью мифологии «Красных бригад». Итальянские тюрьмы отличались крайней суровостью, и политическим преступникам в 1970-е годы там было особенно тяжело, но тюремная реформа следующего десятилетия порой облегчала для отбывающих сроки «городских партизан» отречение от своего кровавого прошлого 26. В США тюремные бунты и политический радикализм были связаны более тесно — отчасти по той причине, что бывшие заключенные вступали в радикальные группировки, прежде всего в партию «Черная пантера» 27, а отчасти из-за того, что осужденные радикалы неизменно участвовали в тюремных мятежах. Самым ярким примером этого стало убийство Сэма Мелвилла во время бунта в нью-йоркской тюрьме Attica в 1971 году.

По мере того как политические активисты уходили в подполье, они начинали обращаться к преступным методам финансирования своей деятельности. Ограбления банков привлекали антикапиталистические группировки. Пример Пьера Гольдмана показывает, насколько размытыми могли быть границы между политическим активизмом, терроризмом и обычными преступлениями. Этот сын польского еврея и участник Сопротивления, отправившийся воевать в партизанских отрядах в Гватемале, после возвращения во Францию был осужден за убийство, совершенное во время вооруженного ограбления аптеки. В тюрьме Гольдман написал ставшие популярными мемуары, потом освободился из заключения благодаря появлению новых улик, а затем в 1979 году был убит при загадочных обстоятельствах. Его похороны стали одним из последних крупных собраний левых soixante-huitards во Франции. В США кровавая и неудачная попытка ограбить бронированную инкассаторскую машину, предпринятая в 1981 году «Черной освободительной армией» (Black Liberation Army) и «Коммунистической организацией 19 мая» (May 19th Communist Organization), которая была осколком группировки «Синоптики», обозначила завершение цикла политического насилия, начавшегося на заре 1960-х.

Терроризм как международное движение

Терроризм выглядел столь шокирующим по той причине, что представлял полнейшую противоположность демократии — однако те люди, которые размышляли о вооруженной борьбе, считали себя частью целого международного движения, стремящегося к свержению авторитарных режимов. Некоторые из этих режимов существовали в Латинской Америке или в Азии, хотя на рубеже 1960-х и 1970-х годов автократии управляли и некоторыми западноевропейскими странами. Особенно важным был случай Испании, поскольку многие из тех, кто бежал от франкизма, рассеялись по всей Европе.

Антифранкистская политика была неоднозначным явлением. Человек под псевдонимом «Александр» был испанским эмигрантом и членом Испанского национального фронта освобождения (Frente Español de Liberación Nacional), базировавшегося в Париже. По его воспоминаниям, многие из его товарищей отдавали себе отчет в том, что могут стать министрами после свержения Франко, и это заставляло их дистанцироваться от осуждения электоральной политики, которое они приписывали французскому 68-му. Кроме того, люди, которые, подобно «Александру», только что получили французское гражданство, стремились избегать проблем с законом; испанскому активисту, который попал в объектив фотокамеры швыряющим булыжник во французских полицейских, пришлось тайно бежать в Бельгию 28. Наряду с этим во французской части Страны Басков имелись люди, считавшие себя участниками вооруженной борьбы против испанского государства. Для них удушение гражданских и политических свобод по ту сторону Пиренеев было самым значимым политическим явлением конца 1960-х, и поэтому они оправдывали насилие в таких масштабах, которые и не снились большинству парижских студентов. Кристиана Этчалус, баскская активистка, которая сидела во французской тюрьме еще до 1968-го, считала уличное насилие того времени «любительским». «Для меня, — говорила она, — насилие было синонимом вооруженной борьбы и, следовательно, подполья» 29. Антифранкистское движение затронуло даже Великобританию. Стюарт Кристи, который обвинялся в причастности к британской «Злой бригаде», некоторое время сидел в испанской тюрьме.