Александр Сидоров - По тундре, по железной дороге: И вновь звучат блатные песни!

Кстати, под влиянием еврейской ветви уголовного арго «мальчишка» в значении «достойный уголовник, каторжанин» был вытеснен еврейским «пацан» (мальчик, подросток). Оно особенно закрепилось в первые годы советской власти, когда в России действовали организованные банды беспризорников под руководством бывших белых офицеров. Подчеркнём, что слово «пацан» в арго означает то же, что до революции значило слово «мальчишка»: любого «честного арестанта», уголовника независимо от возраста — «достойным пацаном» могут назвать мужчину и в 50, и в 70 лет.

Таким образом, использование в «Таганке»/«Централке» определений «парнишечка», «мальчишечка» по отношению к лирическому герою только подтверждает блатные корни песни, её явный уголовный характер.

В тюремном танго есть ещё одна деталь, которая указывает на то, что песня была написана явно раньше конца 30-х годов прошлого века, поэтому все построения Яна Полонского абсолютно нереальны. Мы имеем в виду строку «опять по пятницам пойдут свидания». Это указание позволяет нам сузить круг поисков. Достаточно лишь проследить правила предоставления свиданий в тюрьмах (и более широко — в местах лишения свободы) России.

Более всего эта строка соответствует порядку предоставления свиданий в царской России. Заключённому предоставлялось одно свидание в неделю (в отдельных случаях — два) продолжительностью 15–30 минут. Это, в частности, подтверждают воспоминания одного из лидеров партии эсеров Владимира Зензинова, который находился в Таганской тюрьме в 1905 году: «Как и другие заключённые, у которых были родные в Москве, я имел свидания… эти свидания происходили в специальной комнате тюремной конторы».

Достаточный либерализм в этом отношении проявляла на первых порах и советская власть. Так, согласно положению Наркомата юстиции «Об общих местах заключения в РСФСР» (1920), свидание заключённым предоставлялось один раз в неделю; то же самое подтвердил Исправительно-трудовой кодекс РСФСР 1924 года (с оговоркой для осуждённых, приговоры в отношении которых не вступили в законную силу: один раз в две недели). Правда, как мы уже знаем, в этот период тюрем как таковых не было. Но, в принципе, и исправительно-трудовые дома (исправдома), и дома заключения (домзаки), и дома общественно-принудительных работ (допры) в сознании обывателя оставались всё теми же тюрьмами.

Исправительно-трудовой кодекс РСФСР, принятый 1 августа 1933 года, тоже не отличался особой жёсткостью по отношению к арестантам. Подследственным свидание предоставлялось один раз в десять дней, а осуждённым в колониях для массовых работ — даже раз в шесть дней.

А вот ситуация второй половины тридцатых годов, а тем более 1939 года совершенно противоречит строке о свиданиях по пятницам. Правда, Яну Полонскому так хочется как-то подкрепить свою забавную версию создания песни именно в 1939 году неведомым польским офицером, что он проявляет чудеса эквилибристики. Исследователь пишет: «На это же время указывают и слова песни “опять по пятницам пойдут свидания”. Единый день свиданий был введен в конце 30-х годов во исполнение приказа НКВД о повышении дисциплины в ИТУ». Правда, автор не уточняет, что это за странный (если не сказать — дикий по сути) приказ и когда именно он издан. Мне, во всяком случае, ничего подобного отыскать не удалось. Впрочем, даже если бы такой приказ и существовал, к теме нашего расследования он не имел бы никакого отношения. Дело в том, что положением 1939 года подозреваемым и обвиняемым свидания с родственниками были запрещены, кроме случаев, когда имелось письменное разрешение органа, ведущего следствие, за которым числился заключённый.

Мне могут возразить — так то же подследственные! А если речь идёт об осуждённых к тюремному заключению? Увы, таковых в 1938–1939 гг. было мизерное количество. К январю 1939 года, например, в тюрьмах находился 342 131 человек, из них следственных — 226 503, кассационных — 32 151, осуждённых к тюремному заключению (по всей стране!) — аж… 2997! Остальные — осуждённые, ждущие этапа (74 489 человек), транзитно-пересыльные (8988) и хозобслуга. Из всех этих категорий свидания предоставлялись только хозобслуге, прозванной на жаргоне иронически-пренебрежительно «придурками», — но песня уж точно не о них.

Что касается тюремных узников, речь идёт, судя по всему, в значительной степени об арестантах спецтюрьмы ГУГБ НКВД СССР — так называемой шарашки для учёных. По крайней мере, никаких документов, регламентирующих порядок свиданий для осуждённых к тюремному заключению, нам найти не удалось. За исключением одного — инструкции о порядке предоставления свиданий с родственниками заключённых спецтюрьмы ГУГБ НКВД СССР, утверждённой народным комиссаром внутренних дел СССР Л. Берией 25 мая 1939 года. Письменное разрешение на такое свидание выдавалось Первым спецотделом НКВД СССР на основании служебных записок заместителя начальника Особого технического бюро НКВД СССР. Свидания проходили в специально оборудованной комнате административного корпуса Бутырской тюрьмы. Количество таких свиданий для одного заключённого «шарашки» в инструкции не устанавливалось, лишь запрещалось выдавать в один и тот же день более шести разрешений. Впрочем, после войны заключённые из «шарашки» стали ездить на свидания не только в Бутырку, но и в другие тюрьмы. Подробно описывает эту процедуру Александр Солженицын в романе «В круге первом», мы в рамках нашего исследования процитируем лишь короткий отрывок, касающийся Таганки:

«С тех пор, как Глеба вернули из далёкого лагеря снова в Москву, на этот раз не в лагерь, а в какое-то удивительное заведение — спецтюрьму, где их кормили превосходно, а занимались они науками, — Надя опять стала изредка видеться с мужем. Но не полагалось жёнам знать, где именно содержатся их мужья — и на редкие свидания их привозили в разные тюрьмы Москвы. Веселей всего были свидания в Таганке. Тюрьма эта была не политическая, а воровская, и порядки в ней поощрительные. Свидания происходили в надзирательском клубе; арестантов подвозили по безлюдной улице Каменщиков в открытом автобусе, жёны сторожили на тротуаре, и ещё до начала официального свидания каждый мог обнять жену, задержаться около неё, сказать, чего не полагалось по инструкции, и даже передать из рук в руки. И само свидание шло непринуждённо, сидели рядышком, и слушать разговоры четырёх пар приходился один надзиратель».

Но вернёмся в 1939 год. Согласитесь, строка «опять по пятницам пойдут свидания» как бы предполагает постоянство и регулярность подобных действий. Если же свидание происходит, скажем, два-три раза в год, подчёркивать, в какой именно день недели ты встречаешься с родственниками, довольно нелепо. Однако, возможно, лирический герой подразумевает свидания вовсе не в тюрьме, а уже в лагере, куда его этапируют после осуждения (и где, возможно, со свиданиями дело обстоит получше)? Текст «Таганки»/«Централки» вполне допускает такую трактовку. Увы, и тут неувязка: даже в лагерях зэкам, согласно «Временной инструкции о режиме содержания заключённых в ИТЛ НКВД СССР» от 2 августа 1939 года, свидания предоставлялись лишь раз в полгода («политикам» — лишь с разрешения начальника ГУЛАГа НКВД, некоторым «менее опасным контрикам» — с разрешения начальника лагеря по обязательному согласованию с Третьим отделом).