Александр Сидоров - По тундре, по железной дороге: И вновь звучат блатные песни!

Краснодарский филолог Вероника Катермина в своей работе «Лингвокультурный потенциал личных имён собственных» тоже перечисляет целый ряд русских имён с «отрицательными, осуждаемыми качествами»: Макар — плут, Мишка — пьяница, Егор — выпивоха-проходимец, Ванька — простодушный, недалекий человек, Филя — простак… В этом ряду Алёша-Алёха занимает особо выдающееся место. Появляются даже словосочетания Алёша Сельский — хвастливый человек (с пометой — «экспрессивное») и Алёша Бесконвойный — странный человек.

Следует уточнить последнее определение. Так, в рассказе Василия Шукшина «Алёша Бесконвойный» автор так характеризует главного героя: «Его звали-то не Алёша, он был Костя Валиков, но все в деревне звали его Алёшей Бесконвойным. А звали его так вот за что: за редкую в наши дни безответственность, неуправляемость». По-простому, по-народному можно сказать — раздолбай.

В основном же насчёт лгуна и бахвала — в самую точку. Но вот вопрос: отчего к Алёше прилепилась такая нелестная слава? Ведь исконно имя «Алексей» происходит от древнегреческого «алекс» и означает: «защитник, помощник». И сразу приходит на память Алёша Попович — самый молодой из трёх известных русских богатырей. Но тогда уж заодно припомним, что в его характере авторы былин отмечали вспыльчивость и хвастовство вкупе с хитростью и коварством. Врагов Алёша побеждал часто с помощью разнообразных уловок: то прикинется тугоухим и вынудит противника подойти поближе, то отвлечёт его, заставит обернуться назад, и в этот момент — хлоп его по башке! Бывало, былинный герой представал перед слушателем-читателем и в смешном виде. Так с чего вдруг сказители наградили Алёшу Поповича такой несерьёзностью, балабольством да бахвальством?

Ну, во-первых, известный филолог Владимир Пропп не видел в Алёше ничего отрицательного; напротив, считал его ярким выразителем исконно русского нрава, а хвастовство и задиристость — чертами, типичными для любого молодого человека. А во-вторых, фольклорист Лев Прозоров в книге «Время русских богатырей» нашёл некий прообраз Алёши Поповича — в польском эпосе «Великая хроника». Сам эпос целиком не сохранился, однако до наших дней дошли отдельные истории из него. В частности, о том, как некий ткач из рода Попелюшей одолел самого Александра Македонского (!), однако используя при этом не физическую силу, а хитрость и подвох. В честь своего подвига ткач получил прозвище Лешко — обманщик, плут. Кстати, подтверждением этой версии служит и то, что Поповича в русских былинах кличут очень часто слегка панибратски-пренебрежительно: Алёшка — по созвучию с Лешко.

Вот таким образом гордое греческое имя Алексей приобрело в русском языке, в его диалектах насмешливый оттенок. Это характерно и для уголовного жаргона. Выражение «Алёша Бесконвойный» указывает на то, что оно родилось в местах не столь отдалённых, где бесконвойными называли каторжан, сидельцев, которым было предоставлено право передвигаться в пределах определённой территории без сопровождения конвоя. Такой льготы, естественно, добивался лишь тот, кто заслужил доверие начальства, человек безобидный, простак.

Но всё же чаще всего Алёшей, Алёхой звали бахвала и вруна. В известной блатной песне-небывальщине о том, как жулик попал в Турцию и хвастает своими «подвигами», в каждой строфе повторяется рефрен — «с Алёхой!», как бы подчёркивая степень достоверности сказанного:

И так далее. Интересно, что действие происходит в Турции, а затем герой «с Алёхой» возвращаются в Россию, где неудачно совершают подкоп под магазин, оказавшись в сортире. Кто знает, может, эта песенка родилась как раз в эмигрантском Константинополе и обязана своим появлением легендарному фокстроту с куплетами «Алёша, ша!»?

Как бы то ни было, издевательски-пренебрежительное обращение «Алёша, ша!» в куплетах на мелодию фокстрота Макса Кюсса совершенно естественно и связано с русским (в том числе городским) фольклором. Ещё во времена моего детства и отрочества (1960-е годы) нередко можно было услышать: «Да ладно, алёша, чё ты гонишь?!» — в адрес мальчишки с совершенно другим именем. Кстати, презрительный оттенок у Алёши сохранился, возможно, ещё и оттого, что «алёшками» в XIX веке пренебрежительно называли лакеев. Это отмечено также в художественной литературе, в частности, у Всеволода Крестовского в «Петербургских трущобах»: «Из каких он? — Надо полагать, из алёшек».

Если же говорить непосредственно об Одессе, сохранилось свидетельство о том, что во время Гражданской войны в городе «алёшами» называли отпетых уркаганов — возможно, именно под влиянием утёсовских куплетов. Правда, относится это свидетельство к более позднему периоду — ГУЛАГу первых послевоенных лет. Драматург и киносценарист Валерий Фрид в лагерных мемуарах «58 с половиной, или Записки лагерного придурка» пишет:

«Они препирались часами, пока старый Переплётчиков не уехал домой, в Киев. Он был симпатичный дядька, весёлый. Рассказывал, как он ехал на гражданскую войну вместе с “батальоном одесских алёш” — был такой. Туда знаменитый Мишка Япончик, прототип Бени Крика, собрал все одесское жульё: они же были “социально близкие”. По словам Сашкиного отца, батальон разбежался, не доехав до фронта. Но перед этим один из “алёш” успел обворовать старого Переплётчикова (который тогда был довольно молодым Переплётчиковым)… Минна Соломоновна развеселилась, спела нам подходящую к случаю старую песенку:

Ради справедливости отметим, что воинство Мишки Япончика, несмотря на множество дезертиров, сбежавших по пути следования, всё же добралось до станции Вапнярка и даже выбило оттуда противника внезапной атакой. Правда, очень быстро сдало позиции и бежало в Одессу, а самого Мишку на полдороге пристрелили красные. Но нас интересует не история Мишкиных боёв, а прозвище, которое получили боевые уркаганы, — «алёши». Оно говорит о том, как быстро куплетный Алёша обрёл свой криминальный флёр.

Но случилось это не сразу. Поначалу во время Гражданской войны песня «Алёша» быстро превратилась в «идеологически выдержанные» красноармейские куплеты. Так, в повести Аркадия Гайдара «Р. В. С.» (1925) один из героев, мальчишка по прозвищу Жиган, рассказывает: «Я, брат, всякие знаю. На станциях по эшелонам завсегда пел. Всё равно хоть красным, хоть петлюровцам, хоть кому… Ежели товарищам, скажем, — тогда “Алёша, ша” либо про буржуев».