Владимир Пашуто - Образование Литовского государства

Вторая часть договора , трактующая вопрос об отказе пруссов от языческих обычаев и верований и принятии ими христианских церковных обрядов, чрезвычайно интересна для познания идеологии феодализирующегося общества, а также и территориальной структуры прусских областей. Рассмотрим относящиеся к этой теме статьи Христбургского договора; они имеют особую ценность потому, что внесены в текст рыцарями — очевидцами жизни пруссов (в частности, Помезании, бывшей под властью Ордена в 1236–1242 гг.).

1) О похоронных обрядах. В соответствующей статье (II, ст. 1) содержится обязательство пруссов, что они «не будут сохранять [обычаев] сжигания мертвых или их захоронения [вместе] с конями или людьми, или с оружием и платьем, или с какими-либо другими драгоценными вещами, или по каким-либо другим [обрядам], не будут сохранять родовых [племенных простонародных] обычаев ( ritus gentilium ), но своих мертвых будут хоронить по христианскому обычаю на кладбищах, а не вне их». Следовательно, у пруссов существовал обычай и сожжения, и захоронения мертвых; это находит полное подтверждение и в археологическом, и в этнографическом литовском и прусском материале [496] См. П. 3. Куликаускас-5, стр. 36–46; П. 3. Куликаускас-4, стр. 92–107; ср. Ф. Д. Гуревич-4, стр. 13–22. .

В договоре идет речь об отказе от старинных обычаев, которые проиллюстрированы примерами из жизни нобилитета: именно его представителей могли хоронить вместе с конями, рабами (ибо только их могли убивать по смерти господина), с оружием, дорогим платьем и различными драгоценными вещами [497] Так этот вопрос трактуется и в археологии — см. Р. Купилаускиене-2, стр. 108–122. . Но поскольку использование труда патриархальных рабов присуще в этот период не одним нобилям, а свободным вообще, то статья эта относится и ко всей массе пруссов.

Что договор верно отражает существование имущественного и социального неравенства у пруссов, легко установить, сравнив его с сообщением «Хроники прусской земли», законченной немецким хронистом Петром Дюсбургом в 1326 г. В особом разделе этой хроники, составленном на основе свидетельств крестоносцев — участников походов [498] W. Мannhаrdt-1, S. 90. и озаглавленном «Об идолопоклонстве, обрядах и нравах пруссов», он сообщал, что пруссы «верили в воскресение плоти, но все-таки не так, как следовало бы. Они верили, что если кто-нибудь в этой жизни был знатным ( nobilis ) или незнатным ( ignobilis ), богатым ( dives ) или бедным ( pauper ), могущественным ( potens ) или слабым ( impotens ), таким же он будет после воскрешения в будущей жизни. Отсюда происходит то, что вместе со знатными ( nobilibus ) умершими сжигались оружие, кони, рабы и служанки ( servi et ancille ), одежда, охотничьи собаки, хищные птицы — и все остальное, что имеет отношение к военной службе ( ad miliciam ). C людьми же незнатными ( ignobilibus ) сжигали то, что имело отношение к их обязанностям ( ad officium suum )» [499] PD, III, 5, pp. 53–54. . Итак, имущественное неравенство у пруссов существовало настолько давно, что получило отражение и в их идеологии. Примечательно и то, что знать занимает руководящее положение в войске; отсюда — упоминание ее «военной службы», с одной стороны, и «обязанностей» людей незнатных — с другой.

2) Об идолах. Язычество пруссов не было примитивным, оно прошло в своем развитии долгий путь, первые известия о котором восходят, как мы видели, еще к Тациту. Согласно статье (II, ст. 2), говорящей об отмене идолопоклонства, пруссы обещали, что не будут делать возлияний идолу Курхе — ежегодный обычай, связанный с окончанием сбора урожая [500] W. Mannhardt-1, SS. 46–47. , — а также не будут почитать и других богов, «которые не создали неба и земли». Упоминание о других богах — не случайность. Согласно Дюсбургу, пруссы «чтили вместо бога всякие творения [явления], как, например, солнце, луну, звезды, гром, пернатых и даже четвероногих животных, вплоть до жабы. Имели они также священные рощи, поля и воды, так что в них они не осмеливались ни рубить [деревья], ни обрабатывать поля, ни ловить рыбу».

Сопоставление данных Дюсбурга с другими источниками, в частности с русскими, позволяет заключить, что литовское язычество, как и известное нам славяно-русское [501] Б. Д. Греков-3, стр. 386. , уже миновало в своем развитии более раннюю стадию — тотемизм.:

Быть может, сложился и пантеон богов во главе с Диверижсом. В него, по-видимому, входили Кальвялис («Телявелис») — бог-кузнец, что сковал солнце, творец культуры, подобный славянскому Сварогу; покровитель очага — Номодьевас; покровители леса и охоты — Медеинас и заячий бог. Обожествлялись и гром — в образе Перкунаса, известного и славяно-руссам под именем Перуна-громовержца, и звезды — созвездие Пса и др. [502] В толковании этимологии слов, означающих божества, и в понимании функций последних исследователи не единодушны. См. W. Маnnhаrdt-1, SS. 49–68; ZML, t. I, pp. 126–152; cp. A. Briickner-5, SS. 506–539. Cp. Э. Вольтер-1 стр. 173–179; П. И. Прейс-2, стр. 32–34. Некоторым из этих богов, как сообщает Волынская летопись, «жряше» литовский великий князь Миндовг [503] ПСРЛ, T. II, стб. 817. , другие упомянуты в замечательной русской глоссе XIII в. к славянскому переводу сирийской хроники Иоанна Малалы. В этой глоссе речь идет о так называемой ереси Совия — трупосожжении, широко распространенном в литовских, прусских и других прибалтийских землях [504] Э. Вольтер-1 стр. 173–179. .

3) О жречестве. Развитой языческой идеологии соответствовало и существование жречества, ликвидацию которого предусматривает договор (II, ст. 3). Жречество, как видим, имело значительное влияние в обществе. Пруссы обещали, что они не будут иметь в дальнейшем «тулиссонов или лигашонов», людей, как сказано в договоре, «само собой разумеется самых лживых лицедеев, которые как родовые ( gentilium ) жрецы считают себя вправе присутствовать на похоронах умерших». Функции этих жрецов очерчены колоритно, но не слишком ясно [505] W. Мannhаrdt-1, S. 45 и сл. Термин «тулиссон» автор возводит к славянскому, польскому tuliczyne — утешитель; а в термине «лигашон» видит его прусский синоним; ср. В. Н. Перцев-3, стр. 365. ; в договоре их поносят подобно тому, как в свое время летописец-киевлянин чернил волхвов.

Прусские жрецы «зло называют добром и восхваляют мертвых за воровство и грабежи, за грязь их жизни и хищения и остальные пороки и прегрешения, которые они совершили пока были живы». Эти жрецы при обряде похорон произносили какие-то речи: «и вот, подняв к небу глаза, они восклицают, ложно утверждая, что они видят теперешнего мертвеца, летящего посредине неба на коне, украшенного блистающим оружием, несущего в руке сокола, с большой свитой направляющегося в другой мир». Произносили они и другие речи, ибо дальше читаем, что «такими и подобными лживыми словами они отвращают народ и зовут обратно к обычаям язычников». Это был, однако, лишь рядовой состав жречества. О его верхушке находим сообщение у Дюсбурга, едва ли основательно отвергаемое некоторыми исследователями.