Владимир Пашуто - Образование Литовского государства

В отличие от Г. Ловмяньского он отказывается видеть в литовских князьях начала XIII в. вождей бродячих дружин, считает их представителями государственной власти, вышедшими из рядов наследственных земельных собственников [973] Ibid., str. 46. . Но эта ценная мысль не получает в труде Г. Пашкевича дальнейшего развития. Вопрос о степени политической консолидации Литвы он изучает в генеалогическом плане: «речь идет о выяснении, был ли Миндовг первым великим князем Литвы , т. е. первым основателем государства, или великокняжеская власть существовала до него» [974] Ibid., str. 47. .

Автор тщательно изучает политическую деятельность не только Миндовга, но и его преемников вплоть до Гедимина, которого он характеризует следующими словами: «Процесс территориальной экспансии на Руси, обозначающийся ясно уже во времена Миндовга, достиг значительных размеров в правление Гедимина. Русская политика этого князя, смелая, последовательная, предусмотрительная, по моему мнению, является одной из главных черт, выдвигающих Гедимина в ряд наиболее выдающихся правителей Литвы» [975] Ibid., str. 285. .

На работе Г. Пашкевича не имело бы смысла дольше останавливаться, если бы, проникнутая подобными идеями, она представляла собой лишь династическую историю литовских князей, но, как это часто бывает, автор, создавая историю династии, поднял новые пласты источников по истории Литвы, значительная научная ценность которых бесспорна; автор пересмотрел взгляд о политическом упадке Литвы конца XIII — начала XIV в. Что касается русских разделов работы Г. Пашкевича, то они мало оригинальны и также имеют в виду главным образом династическую историю [976] Ibid., str. 237, 286; о «помощи» Руси со стороны татарских ханов см. str. 289, 301, 353, 249. .

Как видим, работа Г. Пашкевича не продвинула решения вопроса о причинах образования государства в Литве.

Следовательно, польская буржуазная историография, как и русская, оказалась бессильна раскрыть причины образования государства в Литве и определить его характер. Выше мы отмечали, что исследователи этого вопроса не касались проблемы генезиса феодализма в Литве. Лишь однажды по этому вопросу произошла дискуссия, на которой также полезно остановиться.

В польской науке не раз возникало мнение, что в Литве и до унии был общественный строй, не отделенный от строя Польши китайской стеной. На эту тему возникла полемика между польскими историками В. Семковичем и О. Галецким. Первый отрицал существование в Литве боярского сословия, как сословия замкнутого, имеющего определенные привилеем права и свои гербы [977] W. Semkowicz-2, str. 395–446. , второй, напротив, настаивал на его существовании [978] О. Наlесki-1, str. 186, 199. . В. Семкович был более далек от истины, возражал не убедительно, а кое в чем следовал взглядам Ф. И. Леонтовича, видя глубоко укоренившееся «родовое устройство» в Литве накануне унии, что якобы отличало Литву от стран западной цивилизации, где наличествовало римское влияние, влияние феодализма [979] W. Semkowicz-3, str. 241–242. . Впрочем, и О. Галецкий несколько отступил от своих первоначальных мыслей, относя создание шляхетского сословия в Литве к унии 1387 г. [980] O. Haleскi-2, str. 62. .

Вновь вопрос уже специально о «феодализме» в Литве явился предметом обсуждения на шестом съезде польских историков в 1935 г. Здесь с основными сообщениями выступили Г. Ловмяньский и И. Яворский. Уже некоторые старые историки, понимая под феодализмом ленную систему, возникшую либо под западными влияниями или вследствие завоеваний на Руси, были склонны видеть ее в Литве.

Г. Ловмяньский, который пытался установить, было ли в Литве сходство с феодальными институтами Западной Европы, исходя из принятых в буржуазной науке признаков феодализма (раздел государственной власти, раздел собственности, институт вассалитета, лен и сеньерия), сделал вывод, что в Литве можно обнаружить явления «аналогичные западному феодализму», но что здесь они «не выступают или не получают такого значения»; что хотя феодальные институты и были, но за исключением иммунитета они не проникали глубоко в общественную и государственную структуру; и потому внутренняя сплоченность государства не сменилась «хаосом, создающим основу, на которой вырастает феодализм» [981] Н. Lоwmiański-3, str. 219; cp. H. Lowmiański-7, str. 129. . Не приемля отмеченное понимание феодализма, мы должны сказать, что автор справедливо обратил внимание на специфику феодальной раздробленности в Литве и старался поставить ее в связь с особенностями структуры собственности.

Напротив, И. Яворский считал, что в Литве феодализм в его западноевропейском виде не возник, что здесь имел место «непосредственный переход от патримониального устройства к устройству сословному» [982] I. Jaworski-1, str. 226. Cp. также M. Чубатий-1, стр. 33, 106, 144–145, и, наконец, cp. W. Kamieniecki-4, str. 119–125. . Уния также не принесла феодализма, ибо в самой Польше феодализма « lak dobrze jak nie było », в Германии он-де в конце XIV в. был якобы уже на закате, а Орден строился «на других, нефеодальных основах» [983] I. Jaworski-1, str. 226. . Потому такой властитель, как Витовт, и мог преодолевать феодализм, что он застал его лишь в зачатках [984] Ibid., str. 227. .

Я привел эти соображения для того, чтобы яснее очертить перед читателем ту точку зрения, которую надлежит пересмотреть и, кроме того, чтобы отметить, что и по вопросу о феодализме в Литве ни польская, ни русская историография не пришли к единому, сколько-нибудь аргументированному решению.

Крах панского буржуазного строя, победа народной демократии в Польше привели к перестройке и подъему исторической науки. Старые концепции, однако, еще не умерли, они нашли место в сочинениях тех историков, которые отказались идти вместе со своим народом по пути строительства социализма. Достойно сожаления, что некоторые ученые, чьи исследования некогда составили вклад в литванистику, покинув родину, под влиянием превратно понятых событий наших дней, обратились к губительной для их творчества крайности — опрокидыванию американских политических концепций современности в средневековое прошлое. Это знаменует отказ от объективности, которой дорожили буржуазные ученые прошлых поколений.

Для примера обратимся к работам О. Галецкого, живущего в Соединенных Штатах, и Г. Пашкевича, издавшего свою книгу в Англии. О. Галецкий посвятил свою работу истории стран Восточной и Центральной Европы, которые он именует «пограничными странами западной цивилизации». Он взял на себя труд выяснить, «сколь далеко на Восток простирается западная цивилизация» [985] О. Halecki-6, p. VI. .

Автор сам творит «историческую традицию» связей Восточной Европы с той западной цивилизацией, в понятие которой он включает и… Соединенные Штаты [986] О. Halecki-6, рр. 472–475. , чья цивилизация появилась на исторической арене много позднее, чем, скажем, восточноевропейская. Таким образом, под его пером не исторические источники служат для выяснения традиций, а сами исторические традиции создаются и служат в качестве дополнительного источника для целей пропаганды американской экспансии. Автор откровенно пишет, что Соединенные Штаты как мировая держава «имеют интересы во всем мире», и это «справедливо для всех континентов и народов всех рас, даже если их культура совершенно чужда американцам». В этой связи он мечтает о том времени, когда народы стран социалистического лагеря, включая и ряд союзных республик нашей страны, якобы «объединенные с американцами сокровенными узами религии, расы, культуры», создадут под американской эгидой «цитадель мира на самой границе западной цивилизации» [987] Ibid., р. 473. . Характер книги О. Галецкого ясен. Это — пособие для идеологической подготовки американской молодежи к войне против лагеря социализма.