Юрий Селезнев - Куликовская битва в свидетельствах современников и памяти потомков

В исторической науке сложилось вполне обоснованное недоверие к явным анахронизмам в перечислении князей и воевод, содержащимся в «Сказании о Мамаевом побоище» [876]. По мнению А. А. Горского, большего доверия заслуживают сведения Новгородской IV летописи Дубровского (середина XVI в.) и Архивской летописи (список XVIII в.). На Куликово поле «помимо великокняжеских войск и отрядов Ольгердовичей вступили: Федор Романович Белозерский с сыном, Иван Васильевич Вяземский, Андрей Федорович Ростовский, Андрей Федорович Стародубский, один из ярославских князей Васильевичей, Федор Михайлович Моложский, Семен Константинович Оболенский, Иван Константинович Тарусский, Роман Михайлович (бывший князь Брянский), Василий Михайлович Кашинский и сын Романа Семеновича Новосильского» [877].

Если перечень князей и воевод в летописях Дубровского и Архивской признать достоверным, то распределение высших командных должностей во время битвы выглядело следующим образом. Передовой полк возглавили Андрей и Дмитрий Ольгердовичи, боярин М. В. Вельяминов и князь Федор Романович Белозерский. Большой полк возглавил великий князь Дмитрий Иванович, бояре Иван Квашня и Михаил Бренк, князь Иван Васильевич Смоленский. Полк правой руки был отдан под командование князя Андрея Федоровича Ростовского, боярина Федора Грунки и князя Андрея Федоровича Стародубского. Полком левой руки руководили князь Ярославский (его имя не названо, только отчество — Васильевич), боярин Лев Иванович Морозов и князь Федор Михайлович Моложский. Сторожевым полком командовали боярин Михаил Иванович (Акинфов), князья Семен Оболенский и Иван Тарусский, боярин Андрей Иванович Серкиз. Руководить засадным полком были назначены Владимир Андреевич Серпуховской, боярин князь Д. М. Боброк-Волынский, князь Роман Михайлович Брянский, князь Василий Михайлович Кашинский и сын новосильского князя Романа [878].

О подробностях событий, непосредственно предшествовавших битве, и самого сражения мы также узнаем из «Сказания о Мамаевом побоище». К примеру, в памятнике отмечается, что великий князь Дмитрий Иванович со своими воеводами не только расставил полки на определенной позиции, но и объезжал их и осматривал свои силы с «высокого места» — Красного холма, где во время битвы разместится ставка Мамая. Рассказывая об этой поездке, русский книжник описывал, что князья и воеводы увидели, как образа святых, шитые на христианских знаменах, светились в солнечных лучах; как золоченые стяги шумели, расстилаясь, как облака, и тихо трепетали, словно хотели промолвить что-то. Богатыри же русские стояли несокрушимой стеной. Хоругви их, точно живые, колыхались, доспехи же сияли — будто вода, что при ветре струится, шлемы золоченые на головах их — словно заря утренняя, яловцы же шлемов их колыхались, как пламя огненное.

Описывая чувства, с которым смотрели на свое войско русские полководцы, автор «Сказания о Мамаевом побоище» писал: «Умилено бо видети и жалостно зрети таковых русскых събраниа и учрежениа ихъ, вси бо равнодушьни, единъ за единаго, другъ за друга хощеть умрети, и вси единогласно глаголюще: Боже, с высоты призри на ны и даруй православному князю нашему, яко Констянтину победу». Предчувствуя тяжелые потери в предстоящем бою, князья одновременно и горестно вздыхали, и восхищались: «Несть было преже нас, ни при насъ, ни понась будешь таково воинство уряжено » [879].

Далее в «Сказании о Мамаевом побоище» отмечается, что, вернувшись к войску, великий князь Дмитрий Иванович сошел с коня и, преклонив колена на виду у всех ратников, молился перед знаменем большого полка, на черном полотнище которого был вышит образ Спаса. Автор источника привел в своем произведении речь, с которой великий князь обратился к своим воинам. Дмитрий Иванович нашел те слова, которые должны были показать ратникам всю важность предстоящего сражения, наполнить сердца их любовью к Отечеству, породить чувство ответственности перед своими близкими: «Братиа моа мила, сынове русскыа. От мала и до велика! Уже, братиа, нощь приспе, и день грозный приближеся — в сию нощь бдите и молитеся, мужайтеся и крепитеся, Господь с нами, силенъ в бранех. Зде пребудете, братие, на местех своих, немятущеся. Койждо вас ныне учредитеся, утре бо неудобь мощно тако учредитеся: уже бо гости наши приближаются, стоять на реце Непрядве, у поля Куликова оплъчишеся, утръ бо нам с ними питии общую чашу, межу събою поаеденую, еяже, друзи мои, еще на Руси въжделеша. Ныне, братьа, уповайте на Бога жыва, миръ вам буди о Христе. Аще утре ускорять на нас приити погани сыроядьцы» [880].

Однако необходимо отметить, что более ранние памятники не содержат подобных известий и вряд ли существует возможность принимать данные художественные вставки за достоверную информацию о предшествующих битве эпизодах. Скорее, это представления русских книжников конца XV — начала XVI в. — времени составления «Сказания о Мамаевом побоище» — о том, как должна была проходить подготовка к сражению.

Столь же сомнительны известия «Сказания», в которых подробно описывается, что ордынские всадники, вернувшиеся из разведки накануне битвы, привезли Мамаю неутешительную весть — войско русских князей в 4 раза больше его, и оно готово встать на их пути. Стало очевидно, что надежды темника обойти русское войско не оправдались. В связи с этим вполне правдоподобно выглядит художественный образ «Сказания о Мамаевом побоище», когда в уста Мамая слова, которые он произнес почти в истерике, понимая, что у него теперь уже нет выбора: «Тако силы моа, аще не одолею русскых князей, тъ како имамъ възвратитися въсвояси? Сраму своего не могу тръпети» [881]. Но, по всей видимости, и данные сентенции — всего лишь вымысел книжников более позднего времени.

В то же время легко представить себе ужас Мамая, когда все — и спешка, и ночные марши, и долгие переходы, с помощью которых он надеялся обойти русские войска, — оказалось напрасным. Да, он успел за трое суток пройти путь от своего стана на Кузьминой гати и достиг Гусиного брода и р. Мечи [882]. Однако кони его воинов устали, а им предстояло после нескольких ночных маршей с ходу нести своих всадников в ожесточенный бой. Темник понимал, что утомленные животные не смогут выдержать еще и это испытание. Призрачный шанс успеть проскочить со всеми силами вблизи русских манил Мамая. Он рассчитывал к утру быть на Непрядве, заставлял своих воинов гнать лошадей в ночной поход.

Ночная поездка русских князей, связанная с осмотром позиций на Куликовом поле, сопровождалась и разведкой. Книжники оценили ее как гадание князя Дмитрия Боброка. Выехав с великим князем между войск, он ловил звуки ночи, сходил с коня и прикладывался ухом к земле, пытаясь внять ее гулу. Дмитрий Боброк «услышал стук громкий, и клики, и вопль, будто торжища сходятся, будто город строится, будто гром великий гремит». Ордынцы своим движением распугали обитателей степи. Вой волков, клик воронов и гомон птичий, трепет земли и плеск крылами гусей и лебедей говорили о ночном марше татар. Скрип их телег напоминал громкое рыдание женщин. Над русским же станом было тихо. На основании этих звуков воевода предсказал своему войску трудную победу. Считается, что опыт полководца подсказывал Дмитрию Боброку, что войско врага будет уставшим. Это обеспечит победу, но слишком много идет врагов, и им нелегко будет сломить их [883].