Юрий Селезнев - Куликовская битва в свидетельствах современников и памяти потомков

Книжники XVI в. поместили в текст «Сказания о Мамаевом побоище» предание о поединке отважного Александра Пересвета, шедшего на бой в передовом полку, с огромным и могучим ордынским богатырем. Крикнув слова прощания своему брату и его сыну, христианский воин устремился на врага. Татарин также помчался навстречу противнику. Ряды христиан только успели все воскликнуть: «Боже, помоги рабу Своему!» — как ударили два могучих соперника друг друга копьями, так что показалось, будто земля едва не проломилась под ними, и упали оба с коней, и скончались. Позднее книжники добавили еще некоторые подробности этого поединка: якобы наш воин упал на миг позднее татарского и, умирая, благословил русскую рать [905].

Таким же литературным вымыслом являются слова данного источника, произнесенные, по преданию, после поединка великим князем Дмитрием Ивановичем: «Се уже гости наши приближилися и ведуть промеж собою поведенную, преднии уже испиша и весели быша и уснуша, уже бо время подобно, и час приде храбрость свою комуждо показати». Русские воины хлестнули своих коней и с кличем «С нами Богъ!» устремились на врага. Ордынцы, воззвав к своим богам, также бросились на русских. Именно так началось сражение по данным «Сказания о Мамаевом побоище» [906].

Однако ранние памятники повествуют о начале битвы более прозаично. В «Кратком летописном рассказе» отмечается лишь, что «соступишася обои» [907]. «Летописная повесть» отмечает, что битву начали русские и татарские сторожевые полки. В схватке участвовал сам великий князь Дмитрий, причем он первым обрушился на хана Тюляка, от имени которого и правил Мамай. Возможно, что и номинальный повелитель Орды, чувствуя всю значимость предстоящего сражения, также оказался в первых рядах своих сторож. Но, понимая, что главные события еще впереди, Дмитрий Иванович вскоре после первой схватки отъехал в Большой (Великий) полк [908]. Любопытную деталь сохранил рассказ Новгородской I летописи младшего извода: «Москвичи же мнози небывалци, видевшее множество рати татарской, устаршишяся и живота отчаявшихся, а инии на бегы обратишася» [909]. По всей видимости, многие новобранцы, не бывавшие ранее в боях и тем более не участвовавшие в больших сражениях против ордынцев, во время первой атаки противника испугались и даже побежали.

Вероятно, именно в этот момент началось движение основных сил ордынцев. В «Летописной повести» оно описано следующими словами: «И се поиде велика рать Мамаева, вся сила татарскаа». Навстречу татарским полкам двинулись русские «великие полки» (Большой полк и полки Правой и Левой руки): «А отселе князь велики Дмитрии Ивановичь съ всеми князьми рускими, изрядивъ полкы, поиде противу поганыхъ половець и съ всеми ратьми своими» [910].

В Новгородской I летописи подчеркивается, что «бысть брань на дългъ час зело» [911]. В «Летописной повести о Куликовской битве» отмечается, что полки покрыли поле на 10 верст [912]. По всей видимости, имелась в виду глубина построения обоих войск, так как по фронту они не могли занять пространство большее, чем позволяло расстояние между истоками Смолки и Дубяка, то есть около 4 км [913]. Большая глубина боевых порядков придавала русским и ордынским силам необыкновенную устойчивость и делала развернувшееся сражение необычайно ожесточенным.

Русский книжник, оставивший нам «Летописную повесть о Куликовской битве», писал, что «бысть сеча зла и велика, и брань крепка» и что от сотворения мира не было такой битвы. Отмечает он и необычайное упорство сражающихся противников: «Прольяся кровь аки дождева тучи, обоих, рускых сынов и поганых, и множество безчислено падоша трупиа мертвых от обоих. И много Руси побиени быша от татаръ, и от Руси — татаре. И паде труп на трупе, паде тело татарское на телеси христианском; индеже видети бяше русинъ за татарином ганяшеся, а татаринъ русина стигаше. Смятоша бо ся и размесиша, кииждо бо своего супротивника искаше победити» [914].

Автор «Сказания о Мамаевом побоище», явно преувеличивая реальную ситуацию, дает еще более красочную картину боя, отмечая, что «съступишася грозно обе силы великиа, крепко бьющееся, напрасно сами себе стираху, не токмо оружиемъ, нъ и от великиа тесноты под коньскими ногами издыхаху, яко немощно бе вместитися на том поле Куликове: бе место то тесно межу Доном и Мечею». Оба войска казались уже не собранием множества людей, а единой природной стихией: «Из нихъ же выступали кровавые зари. А в них трепеталися силнии млъниа от облистаниа мечнаго». Треск копий и звон мечей заглушали все звуки. Сражающиеся видели в хаосе общей схватки только тех, кто был рядом с ними, не имея возможности обозреть развернувшееся свирепое побоище целиком. Воинам казалось, что время остановилось и битва длится уже и «час и третий, и четвертый, и пятый и шестой». Однако все происходило очень быстро [915].

В «Сказании о Мамаевом побоище» отмечается, что после долгого сражения «начаша одолевати погании». Более ранние памятники, отмечая упорность битвы, не говорят о перевесе ордынцев на тех или иных участках фронта. Тем не менее указанная фраза «Сказания о Мамаевом побоище» традиционно рассматривается в историографии как указание на прорыв конницей Мамая левого фланга русских войск [916]. На наш взгляд, на известии лишь данного источника нет оснований говорить о прорыве какого-либо места во фронте русских войск, тем более левого фланга. Данная формулировка памятника свидетельствует только о том, что татары начали теснить русских, причем по всему фронту. Она может быть сравнима с фразой «Задонщины»: «Поганыя татарове поля наступают, а хоробрую нашу дружину побывают» [917]. Таким образом, можно констатировать, что оснований для вывода о прорыве строя русских полков в источниках нет. При этом памятники отмечают большие потери, которые вызвали утрату позиций русскими войсками и отступление к Непрядве и Дону.

Именно в этот момент, по всей видимости, и был введен в бой общий резерв русских войск, осуществлена знаменитая атака засадного полка. По данным «Сказания о Мамаевом побоище», князь Владимир Серпуховской торопился вступить в битву, но опытный воин князь Дмитрий Боброк удерживал его. «Что убо плъза стояние наше? Который успех нам будет? Кому нам пособити? Уже наши князи и бояре, вси русскые сынове напрасно погибають от поганых, аки трава клонится!» — восклицал Владимир Андреевич. Воевода же неизменно отвечал: «Не уже пришла година наша»; «Пождите мало, буавии сынове русскые, будеть ваше время коли утешитися, есть вы с кем възвеселитися». И ратники его полка оставались на месте, горько плача, видя друзей своих, поражаемых ордынцами, и всей душой стремились в гущу схватки [918]. Как отметил автор памятника, когда ветер подул из-за спины русских воинов, Дмитрий Боброк воскликнул: «"Нагие время приспе, и часъ подобный приде!" — и рече: "Братьа моа, друзи, дръзайте: сила бо Святого Духа помогаешь нам!"» Словно соколы, срывающиеся на стаю птиц, устремились ратники на врага [919].