Валентин Черный - Куликовская битва. Запечатленная память

С московским «градом» связывает общественная мысль и саму Куликовскую битву. Из «камена града» на Куликово поле вылетают «ястреби и соколи», как называет «Задонщина», а вслед за ней и «Сказание о Мамаевом побоище», белозерских князей. Стук и гром в «Камене граде Москве» говорит о выступлении в поход «рати великого князя Дмитрия» [620] Тексты «Задонщины» // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. С. 552; Сказание о Мамаевом побоище // Памятники литературы Древней Руси. XIV — середина XV века. С. 150. . Летописная повесть извещает о возвращении после битвы князя с дружиной, «иже крепко бишася с иноплеменники», в «богохранимый град Москву» [621] Летописная повесть о Куликовской битве // Памятники литературы Древней Руси. XIV — середина XV века. С. 129. . Неоднократно в «Задонщине» град Москва именуется «сильным» и «славным». Последний эпитет является как бы второй гранью первого: «Оле жаворонок… взлети под синие облакы, посмотри к силному граду Москве, воспой славу…» Примечательно также, что выходя из «камена града», «русские вдальцы, князи и бояре и боярския дети возвратишася и з господарем ко славному [курсив наш. — В. Ч .] граду Москве с великою победою…» [622] Тексты «Задонщины» // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. С. 536, 541, 651, 554–555 и др. .

Белокаменный Кремль рассматривается в литературе конца XIV — первой половины XV в. как олицетворение прочности, которая, в свою очередь, зависит от согласия и единства всех социальных слоев. Говоря о необходимости «согласия» великого князя Дмитрия с «прочими князьми рускими, и с воеводами, и с думцы, и с велможи, с бояры старейшими», автор «Повести о нашествии Тохтамыша» приводит слова пророка: «Друг другу посабляа и брат брату помогаа, яко град тверд» [623] Повесть о нашествии Тохтамыша // Памятники литературы Древней Руси. XIV — середина XV века. С. 192. . Здесь же уместно вспомнить и о том, что создание этого образца твердости и единения было результатом коллективного решения «совета» Дмитрия Ивановича с братом Владимиром Андреевичем и со «всеми бояры старейшими» [624] ПСРЛ. Т. 18. С. 106. .

Если весь крепостной ансамбль сравнивается с общностью людей, то отдельные его компоненты сопоставляются с крупнейшими деятелями Московской Руси. Так, стеной «необоримой граду нашему Москве» представлен в своем «Житии» современник и один из инициаторов строительства Кремля митрополит Алексей [625] См.: Кусков В. В. Дионисий — «читатель» жития Алексея // ТОДРЛ. Л., 1969. Т. 24. С. 176. . Железным (в данном случае, прочным) забралом защитному брустверу на боевых площадках стен и башен уподобляются в «Задонщине» Дмитрий Донской и Владимир Храбрый [626] Тексты «Задонщины» // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. С. 539, 544. .

Обращая свои взоры к московским укреплениям, современники видели в них не только мощь, но и красоту. В «Задонщине» наряду с эпитетами «сильный град», «славный град» встречается и эстетическая оценка — «красный [т. е. красивый] град Москва» [627] Там же. С. 550. . Этой характеристике созвучна другая, из «Слова о житии великого князя Дмитрия Ивановича»: «И славный град Москву стенами чюдно огради» [628] Слово о житии великого князя Дмитрия Ивановича // Памятники литературы Древней Руси. XIV — середина XV века. С. 208. .

Облик Москвы белокаменной запечатлен и в изобразительном искусстве, что является полной неожиданностью: русская средневековая живопись строго регламентировалась каноном. Епифаний Премудрый, обращаясь к Кириллу Тверскому, сообщает о московских новостях и своих впечатлениях от работы прославленного художника Феофана Грека, в частности о росписи им в 1399 г. Московского Архангельского собора. Оказывается, Феофан в «Михаиле святом на стене написа град во градце шаровидно подобну…» [629] Письмо Епифания Премудрого к Кириллу Тверскому // Памятники литературы Древней Руси. XIV — середина XV века. С. 444. . Расшифровать словосочетание «град во градце» не составляет труда: названный первым «град» соответствует значению крепостных стен, а «градец» — современному городку, который и окружали эти стены. Кроме того, Феофан Грек на некой каменной стене у князя Владимира Андреевича Храброго изобразил «саму Москву» [630] Там же. . Возможно, имеется в виду кремлевский терем серпуховского князя, стоявший поблизости от Архангельского собора.

Творчество Феофана Грека вызывало живой интерес в среде русских художников. Будучи одним из многих византийских, сербских, болгарских беженцев, укрывшихся на Руси от османских завоевателей, он обрел здесь новую родину. Три десятилетия интенсивной работы в Великом Новгороде, Москве, Коломне и других городах, глубокое проникновение в суть изображаемого сделали Феофана Грека авторитетнейшим мастером. Из богатейшего наследия художника сохранился только один памятник монументальной живописи — роспись церкви Спаса на Ильине улице в Новгороде Великом, выполненная в 1378 г. Она-то и дает определенное представление о яркой эксперссивно-эмоциональной манере живописи Феофана — драматической наполненности образов, динамично построенных композициях при почти монохромном цветовом решении, формах, «вылепленных» точными энергичными бликами [631] См.: Вздорнов Г. И. Феофан Грек: творческое наследие. М., 1980. .

Исключительно живо описывает Епифаний сам процесс работы Феофана Грека: «… никогда же нигде же на образцы видяще его когда взирающа, яко же нецыи наши творят иконописцы, иже недоумения наполнишася присно принимающе, очима мещущи, семо и овамо, не толма образующе шарми, елико нудяхуся на образ часто взирающе; но мняшеся яко иному пишушу рукама убо изообразуя писаше, ногама же бес покоя стояше, языком же беседуя с приходящими, глаголаше, а умом дальная и разумная обгадываше…» [632] Письмо Епифания Премудрого к Кириллу Тверскому. С. 444. . Восторгаясь живостью и мудростью художника («философ зело хитр»), Епифаний Премудрый противопоставляет их мертвым образцам, которые не являются препятствием знаменитому греку и лучшим русским живописцам.

Определенная раскрепощенность мастеров Куликовской эпохи в их отношении к канону создавала возможности проникновения в произведения искусства живых отзвуков реальных исторических событий. Одно из таких произведений — «Богоматерь Донская». Эта приписываемая Феофану Греку двусторонняя икона происходит из собора Успения Богоматери города Коломны. Того самого, который был построен в 1382 г. на средства Дмитрия Донского и который, также как и икона, именовался Донским, а в 1392 г. был расписан [633] ПСРЛ. Т. 18. С. 142. , вероятно, «тщанием» княгини Евдокии — вдовы победителя Мамаева. Ведь именно в Коломне состоялась ее свадьба и венчание с великим князем [634] Там же. С. 106; См. также: Салько Н. В. Памятник, овеянный славой Куликовской битвы. Икона «Богоматерь Донская». На обороте — «Успение». Л., 1978. С. 4. . Согласно легенде икона находилась еще при великом князе Дмитрии Ивановиче в 1380 г. на Куликовом поле. Однако, скорее всего, икона была написана в 1392 г., когда расписывался главный коломенский храм [635] См.: Антонова В. И. О Феофане Греке в Коломне, Переславле-Залесском и Серпухове // Материалы и исследования Государственной Третьяковской галереи. М., 1958. Вып. 2. С. 13–15. .