Адам Мец - Мусульманский Ренессанс

Последующие халифы примирились со своей вынужденной бездеятельностью и правили посему многие годы. Ал-Мути‘ отрекся от престола в пользу своего сына, после того как его разбил паралич. Сын ат-Та’и‘ был свергнут после восемнадцати лет правления и прожил еще двенадцать лет в почетном заключении у своего преемника. Сказать о них почти нечего. Мать ал-Мути‘, рабыня-славянка, была более знаменита, чем сын. Она умела свистать (была саффара ), взяв в губы лепестки цветов, она невероятно искусно чирикала, подражая всяким птицам [127] Там же, л. 240а. . У ат-Та’и‘ была внешность северянина: белая кожа, рыжие волосы, крепкое, прекрасное сложение. Он держал при себе большого оленя, который всех и вся бодал, и никто не осмеливался к нему прикоснуться, пока как-то столяр не отпилил ему рога [128] Ибн ал-Джаузи, Мунтазам, л. 106а. .

Ал-Кадир был исполнен добрых намерений и благочестив. Две трети своей трапезы он велел распределять по мечетям [129] Там же, л. 132б. . Он красил бороду, носил простые одежды и навещал вместе с народом могилы багдадских святых — таких, как Ма‘руф и Ибн Башшар. Ему пришлось пережить немало различных приключений. Кроме того, он писал богословское сочинение в ортодоксально суннитском духе, которое каждую пятницу читали богословам в мечети Махди [130] Там же, л. 132а; Субки, Табакат, III, стр. 2. .

Этим жалким фигурам, все более и более скатывавшимся к полному упадку, противостоит ряд поднимавшихся к расцвету африканских халифов. Их притязания на особую, переходящую от отца к сыну благодать с самого начала оберегали их от распрей в вопросах престолонаследия. К этому еще присовокуплялись спокойствие и уверенность в себе, характерные для истинных государственных деятелей. Так, когда наместник Сирии обращался с посланием непосредственно к ал-Му‘иззу (341—365/952—975), в обход вышестоящих органов власти, то халиф не разрешал себе принять послание и отсылал ему его обратно, не снимая печати.

Самая блестящая фигура среди этих халифов — это ал-‘Азиз (365—386/975—995) — высокий и плечистый, смуглый, с рыжеватыми волосами и большими голубыми глазами, отважный охотник и знаток лошадей и драгоценных камней [131] Ибн ал-Асир, IX, стр. 81. . Он был первым представителем того великодушного и благородного сарацинского рыцарства, которое позднее производило столь огромное впечатление на Запад. Этот халиф разбил одного тюркского вождя, который в свое время, захватив г. Аскалон, заставил египетское войско пройти под обнаженным мечом. Взяв его в плен, халиф не стал мстить за это унижение, а велел предоставить ему свой шатер, лошадей и все, в чем тот нуждался, возвратил перстень с печатью и доверенных лиц, попавших в плен. Во время первой встречи с вождем халиф приказал подать ему чашу шербета и, когда увидел, что тот колеблется, боясь отравы, первый отпил из чаши [132] Йахйа ибн Са‘ид, стр. 155. .

И, наконец, странная фигура ал-Хакима. То он сидел днем при свете свечей, то ночью в потемках [133] Ибн Тагрибирди, стр. 63. . А так как он любил с небольшой свитой ночью разъезжать по улицам Старого Каира, то торговцы должны были и ночью держать лавки открытыми и освещенными, и на базарах по ночам царило оживление, как средь бела дня [134] Йахйа ибн Са‘ид, стр. 185. . Во время этих ночных поездок ему досаждал собачий лай, а поэтому он приказал перебить всех собак, кроме охотничьих [135] Там же, стр. 188. . Когда же его болезнь делала для него утомительной езду верхом на лошади, он заставлял четырех человек носить себя в носилках, не давая им отдыха ни днем, ни ночью. Во время этих блужданий он всегда принимал от жителей просьбы и заявления, на которых разрешалось писать только одну строку и только на одной стороне, а проситель имел право приближаться к нему только с правой стороны. Халиф назначал им на следующий день явиться в какое-нибудь определенное место, извлекал из рукава свое решение или подарок и собственноручно вручал его [136] Там же, стр. 217. . Милостыню он раздавал сколько мог и был для простого народа добрым повелителем, ибо при нем господствовали законы и справедливость [137] Там же, стр. 206. . Однако из числа высокопоставленных лиц никто не мог быть спокоен за свою жизнь: страдая болезненной вспыльчивостью, он мог обрушиться на своих лучших друзей. Так, он очень любил своего чернокожего евнуха ‘Айна, но вдруг приказал отсечь ему правую руку, потом вновь одарил его своей благосклонностью и наделил его самыми почетными титулами и должностями; затем внезапно приказал вырезать ему язык, чтобы тотчас же вслед за этим опять щедро его одарить [138] Там же, стр. 208. . О его капризах в обращении с христианами и иудеями и его благочестивых лишениях, которыми он подвергал себя, пойдет речь в другом месте. Под конец жизни он скитался в пустыне, отпустив волосы до плеч, не обстригая ногтей и не снимая черной власяницы и голубой повязки с головы, пока они не свалялись в войлок от пота и грязи. Ученый христианин Йахйа позволил себе сравнить его с Навуходоносором, который уподобился диким зверям своими ногтями, выросшими, как когти у орла, и волосами, подобными львиной гриве, за то что разрушил Храм Господень. У него, правда, хватило справедливости назвать заболевание властителя меланхолией и заявить, что того следовало бы посадить в ванну с фиалковым маслом, чтобы придать влажность его высохшему мозгу [139] Там же, стр. 218 и сл. .

Они носили титул «эмир» — «герцог». Принцев халифского дома также называли эмирами, только евнух Кафур в Египте из скромности приказывал именовать себя устад, т.е. «мастер, учитель» [141] Йахйа ибн Са‘ид, стр. 124. На Востоке устад был титулом везиров; так называли Ибн ал-Амира (( Мискавайх, VI, стр. 220), о другом — см. Ибн Тагрибирди, стр. 34. В наши дни <���т.е. в дни А. Меда.— Д.Б. > в Каире так кличут извозчика. . Первоначально титул амир ал-умара при дворе халифа не имел с этим титулом ничего общего — это был просто «верховный главнокомандующий», как вазир ал-вузара — «великий везир». Этот титул носил также и военачальник Мунис, который отнюдь не был правителем области (наместником).

Официальных признаков различия для областных правителей не существовало. Как и за любого другого наместника, за них молились после молитвы о здравии халифа. Только в Вавилонии, которой повелитель правоверных до той поры управлял самостоятельно, без наместника, воспринималось как оскорбление его величия, если в молитве появлялось еще и имя какого-нибудь другого властителя. Управляющий делами двора халифа Мухаммад ибн Йакут в 323/934 г. фактически забрал в свои руки всю полноту власти, заставлял министров делать ему доклады, ничего не происходило без его подписи, так что везир в сущности был без работы [142] Мискавайх, V, стр. 474. . Но стоило только проповедникам Багдада начать за него молиться, как халиф лишил всех их сана [143] Сули, Аурак, стр. 83. . Однако в следующем году он сам вынужден был допустить, чтобы имя Ибн Ра’ика упоминалось в молитве. Тем самым он признал существование в Вавилонии наряду с собой наместника [144] Термин султан — «власть» в то время употреблялся только в применении к халифу и дар ас-султан в Багдаде — это дворец халифа. Сообщение жившего позднее Ибн Халдуна (III, стр. 410), утверждавшего, что Му‘изз ад-Даула присвоил себе титул султана, неверно. По данным позднего египетского автора Абу-л-Махасина (II, стр. 202), существовал особый титул для правителей Египта: раньше — фараон, а позднее — султан; также и Захири (IX/XV в.) считает, что единственный правитель, который с полным на то правом именует себя султаном,— это правитель Египта. Такому утверждению соответствует и языковое употребление слова в средневековой Европе, когда «султан» был обязательно египетским. Более поздние багдадские правители, кажется, не упоминались в соборной молитве, пока ‘Адуд ад-Даула не получил в 308/979 г. эту честь, «которой никогда не удостаивался ни один правитель ни до, ни после него» ( Мискавайх, VI, стр. 499). .