Чарльз Рууд - Фонтанка, 16: Политический сыск при царях

Еще чаще говорили об интригах на департаментском уровне. В связи с этим называли имя Рачковского. Впервые данную версию пустил в оборот Бакай. В серии записок, опубликованных в бурцевских изданиях, Бакай утверждал, что Рачковский как «бывший воспитатель» Азефа использовал его для ликвидации конкурентов на полицейском поприще [338] Гуль Р. Азеф. М., 1991. С. 64–65. Это авторская переработка романа, впервые изданного в Берлине в 1929 г. под названием «Генерал БО». Среди последних произведений в жанре исторической беллетристики подобная сцена описана в книге В. Жухрая «Тайны царской охранки: Авантюристы и провокаторы» {М., 1991. С. 57–58). . Исторические беллетристы с художественными подробностями воссоздали конспиративные встречи «двух злодеев», которые совместно намечали жертвы террористических актов [339] Эсеры опирались на свидетельство А.А. Лопухина. Он добавлял, что история с деньгами для террористических предприятий переполнила чашу терпения В.К. Плеве и П.Н. Дурново, которые вызвали П.И. Рач-ковского из Парижа и отстранили его от дел (ГАРФ, ф. 1467, оп. 1, д. 483, л. 34–38). .

Эсеровские источники указывали, что в 1902 г. Рачковский якобы запросил у Департамента полиции 500 руб. для передачи Гершу Гершуни через Азефа и тем самым помог ему внедриться в Боевую организацию. Очевидно, Рачковского просто перепутали с Ратаевым [340] Лопухина подвела память. Из секретного дела Департамента полиции явствует, что переговоры о 500 руб. для Г.А. Гершуни велись между Азефом и Ратаевым (ГАРФ, ф. 102, 00, 1898, д. 2, ч. 8, лит. Б., л. 39, 44). . В действительности Рачковский в глаза не видел Азефа до августа 1905 г., когда агент был передан ему на конспиративной квартире. Парадоксально, что общественное мнение выбрало на роль преступного сообщника Азефа единственного из его руководителей, который относился к нему с нескрываемым подозрением. Рачковский фактически устранил его от серьезных дел и пытался добраться до эсеровских центров при помощи других агентов.

Азеф не был марионеткой в чьих-либо руках. Он вел двойную игру на собственный страх и риск. Это выражалось в систематическом утаивании информации, передаче заведомо ложных сведений и, самое главное, в активном соучастии в ряде тяжких государственных преступлений. По мнению Б.И. Николаевского, автора наиболее солидных работ об Азефе [341] Николаевский Б. Конец Азефа. Л., 1926; Он же. История одного предателя: Террористы и политическая полиция. М., 1991 , полицейский агент, являясь одним из вождей эсеровской партии, действовал в зависимости от политической ситуации. Когда крах режима казался неизбежным, «Азеф склонялся к мысли о полном переходе на сторону революции» и даже строил планы взрыва Петербургского охранного отделения, чтобы уничтожить следы своего сотрудничества с полицией. После победы реакции он вернулся к выполнению агентурных обязанностей. При любом раскладе для него было невыгодным уничтожение Боевой организации, так как поступавшие на ее содержание средства значительно превышали агентурное жалованье.

На наш взгляд, в этих объяснениях акцент сделан на уникальном положении Азефа, тогда как его поступки были типичными для секретных агентов и отличались только масштабом. Теоретически считалось, что интересы осведомителя и его работодателя полностью совпадают. На практике они значительно расходились. Агент должен был иметь в виду, что переданные им сведения могут погубить его при неосторожном использовании. Примеров подобного рода более чем достаточно.

Азефу доводилось попадать почти в безвыходные положения по вине полиции, и он сделал соответствующие выводы. Если в первые годы Азеф аккуратно сообщал обо всем, то затем ему в целях самозащиты пришлось тщательно дозировать информацию. По мере возвышения он все сильнее искажал картину революционного подполья, чтобы скрыть от полицейского начальства свое положение в партии. Данной практике способствовала сама система агентурной службы. От осведомителя требовали соблюдать законность и в то же время толкали в самый центр революционного движения, где невозможно было оставаться сторонним наблюдателем. Возможно, Азеф непроизвольно оказался втянутым в эту игру. Он слишком быстро и неожиданно для себя вошел в состав эсеровского руководства. Однако он мог преодолеть соблазн и выйти из игры. Жажда наживы и охотничий азарт заставили его вступить на путь двойного предательства.

Азеф разрывался между противоположными требованиями. Его ценность как агента зависела от авторитета в революционном мире. В свою очередь этот авторитет поддерживался удачными террористическими актами. Ему долго удавалось балансировать на краю пропасти, потому что он удовлетворял обе стороны. Политические убийства, которые устраивал руководитель Боевой организации, затмевали в глазах эсеров любые подозрительные факты. Аресты террористов, на которых указывал секретный агент, побуждали полицию предоставить ему фактически неограниченную свободу. Поэтому трудно определить, кому Азеф причинил больше вреда — правительству или его противникам.

После событий 1905 г. в рядах охранки неожиданно появились диссиденты. Кадровые сотрудники, ставшие диссидентами, могли сильно повредить тайной полиции, ведь разоблачения тайных агентов обрекали на провал их секретные операции.

В период после 1905 г. на путь «правдоискательства» встали по крайней мере трое внутренних сотрудников охранки и один журналист (все четверо — мужчины). Трудно сказать, чем они руководствовались, — их измена была для охранки совершенной неожиданностью.

Одним из них был Алексей Александрович Лопухин (1864–1927 гг.). В 1908 г. этот человек привлек к себе всеобщее внимание. Лопухин был директором Департамента полиции с середины 1902 до начала 1905 г. Он возглавлял все операции охранки и имел неограниченный доступ ко всем ее секретам. Трудно с уверенностью сказать, почему он стал диссидентом — по собственному выбору или в силу обстоятельств, однако несомненно, что на него оказали прямое или косвенное влияние журналист В.Л. Бурцев и бывшие сотрудники охранки М.Е. Бакай и Л.П. Меньшиков.

А.А. Лопухин считал закон священным. При этом он полагал, что закон утвердится в России лишь в том случае, если его единомышленники помогут реформировать юриспруденцию и политику, и, чем больше будет их непосредственное участие в этом деле, тем лучше.

Руководствуясь такими либеральными идеями и намереваясь пересмотреть существующее законодательство, Лопухин ушел из прокуратуры, чтобы возглавить Департамент полиции, за два с половиной года до начала революции 1905 г. Позднее, когда разница взглядов с коллегами по службе и дискредитирующие его события вынудили Лопухина оставить должность, он стал общественным обличителем полиции. Однако разоблачения тайных операций полиции перед революционерами привели к его аресту, осуждению и политической ссылке, последовавшей в 1909 г.