Александр Борисов - Три века российской полиции

На рубеже XIX–XX столетий, когда в России происходило интенсивное развитие капитализма, состояние полиции определяли два фактора. Первый — подъем революционного движения. Второй — невиданный ранее рост преступности.

Подъем революционного движения предопределил проведение комплекса мер по усилению политической полиции, а также направленность ее деятельности. Быстрый рост преступности обусловил давно назревавшую необходимость создания специального аппарата пресечения и раскрытия преступлений.

Исторические условия, сложившиеся в России в начале XX в., требовали коренных преобразований в политической системе общества. Их осуществление привело к ликвидации самодержавного государственного механизма и такого его звена, как полиция.

Все ранее изложенное относилось преимущественно к организации и деятельности полиции европейских губерний России, в отношении которых в законодательных актах использовалось определение «губернии, управляемые по Общему учреждению губернскому». С XVI в., как известно, Россия интенсивно «прирастала» новыми территориями. В ее состав вошли народы, стоявшие на разных ступенях социально-экономического развития, отличавшиеся друг от друга и от титульной нации языком, вероисповеданием, уровнем культуры, образования, традициями и обычаями. Все эти обстоятельства требовалось учитывать при организации управления, что являлось одним из важнейших условий обеспечения целостности государства, поддержания национальной безопасности. Специфика общих подходов к организации управления территорий, населенных инородцами (так в дореволюционной России назывались все неславянские народы), а также включение в состав Российской империи Финляндии и части бывшего Польского государства обусловили и особенности устройства органов полиции на окраинах империи [370].

Строительство полиции осуществлялось в зависимости от особенностей управления тем или иным национальным регионом. Само управление организовывалось с учетом широкого комплекса различных факторов, в том числе отражавших специфику существовавших до вхождения в состав России государственно-политических режимов, форм правления, институтов самоуправления, действовавших правовых систем.

По решению Венского конгресса 1814–1815 гг. к России отошла часть польских земель, получивших название Королевство, или Царство, Польское. Правовое положение Царства Польского за то время, пока оно находилось в составе Российской империи, менялось несколько раз. Вплоть до восстания 1830–1831 гг. в Царстве Польском, связанном с Россией личной унией, действовала конституция, позволявшая выбирать свой парламент (сейм), иметь свое правительство и собственную армию. Административную систему Царства Польского возглавлял наместник. Одновременно он являлся председателем Государственного совета Царства, который разделялся на Административный совет и Общее собрание. Государственному совету подчинялись пять правительственных комиссий, одна из которых — комиссия внутренних дел и полиции — руководила деятельностью полиции.

Полицейский нагрудный знак

Царство Польское разделялось на восемь воеводств, которые, в свою очередь, делились на поветы (округа) и гмины [371]. Во главе каждого воеводства стояли правительственные воеводские комиссии и выборные воеводские советы — органы местного самоуправления. В округах (бывших поветах) комиссии были представлены окружными комиссарами. В городах административную власть осуществляли бургомистры и лавники. Они же выполняли судебно-полицейские функции.

В сельской местности административно-полицейские функции выполняли представители местного самоуправления (войты), избиравшиеся из дворян [372].

Некоторые современники событий тех лет напрямую связывают их с недостатками деятельности полиции. Так, Н. В. Берг, чьи «Записки о польских заговорах и восстаниях» печатались в «Русском архиве» в 1870–1873 гг. и в «Русской старине» в 1879 г., отмечал: «Восстание времен Наполеона нельзя считать чисто польским: поляки были тогда подняты враждебными для нас элементами, нахлынувшими с Запада, — вот и все, а никак не встали сами. Гонялись за мухой с обухом (например, в конце 20-х годов за каким-то безвестным Вестермейером), из доносов составлялись огромные книги на двух языках, русском и французском, а заговор работал себе тут же преспокойно, и никто из тайных и явных полицейских чинов долго его не видел. О господах Вестермейерах и других безвредных личностях записывалось всякое чихание, а Высоцкий, чуть ли не главный автор восстания 1830 года, внесен в “книгу живота” всего один раз, по тому случаю, что “не явился на смотр на Саксонскую площадь”. Великий князь под конец был до того сбит с толку разноречивыми показаниями полицейских агентов, что решился ничему не верить, и когда, незадолго до взрыва, ему донесли о близкой опасности, он не принял никаких мер предосторожности и, как известно, едва не погиб.

Первая страница журнала «Вестник полиции»

Знак полицейского десятского

Революция застала нас врасплох. Не будь этого, будь власти, особенно князь, хотя [бы] немного к этому приготовлены, думай о заговоре немного серьезнее, имей о нем более точные сведения, чем те, какие сообщались правительству в массе всяких секретных донесений, огонь мог быть потушен в ту же минуту, и к утру 30 ноября (1830 г.) многие жители даже и не знали бы, что приготовлялся какой-то нешуточный взрыв» [373].

После подавления восстания 1830–1831 гг. автономия была упразднена. Вместо Конституции в феврале 1832 г. был введен в действие «Органический статут» [374]. Польша была объявлена неотъемлемой частью Российской империи, а польская корона — наследственной в русском императорском доме. Вместо сейма для обсуждения наиболее важных вопросов стали созываться собрания провинциальных чинов. Управление Польшей перешло к административному совету во главе с наместником императора.