Александр Борисов - Три века российской полиции

Служба в полиции, даже в высоких чинах, для российских дворян, в отличие от хорошо известных Екатерине II немецких государств, была не престижна. Так, князь Я. Шаховской, бывший генерал-полицеймейстером в период правления Анны Ивановны, вспоминал: «В 1740 году обещали меня сделать сенатором, а назначили генерал-полицеймейстером. Но я никогда о таком для меня неавантажном месте не думал» [438]. С должности генерал-полицеймейстера он просился в армию командиром полка. (Для совершенствования деятельности российской полиции Я. Шаховской пытался использовать зарубежный опыт, собрав «обо всех похвальностями блистающих в свете полициях приличные примеры».)

Карикатура из «Искры», 1859 г.

В начале своего царствования Екатерина II поставила задачу «учредить в государстве хорошую и точную полицию» [439]. Реализуя свой план в «Уставе благочиния, или полицейском» 1782 г., она определила качества, которыми должен был обладать полицейский.

1. Здравый рассудок.

2. Добрая воля в отправлении порученного.

3. Человеколюбие.

4. Верность службе Императорского Величества.

5. Усердие к общему добру.

6. Радение к должности.

7. Честность и бескорыстие.

В том, что «честность и бескорыстие» присущи далеко не всем полицейским служащим, Екатерине пришлось убедиться в первые годы своего царствования. В 1762 г. она утвердила приговор, вынесенный известной помещице Дарье Салтыковой (Салтычихе), осужденной за истязание и убийство 38 своих крепостных. В процессе следствия выявилось, что многочисленные жалобы на Салтычиху в московскую Полицеймейстерскую канцелярию оставались без последствий, так как начальник этой канцелярии регулярно получал взятки от помещицы [440]. Поступали многочисленные жалобы на злоупотребления полицейских чиновников [441]и в знаменитую Уложенную комиссию 1767 г., созданную Екатериной II для выработки нового законодательства [442].

Хотя императрица и декларировала, что полицейские должны быть «освобождены от всякого недостатку, чтобы избежать того, что может повредить чистоте их совести» [443], жалованье чинов полиции часто было ниже, чем жалованье чиновников других ведомств. Возможно, поэтому взяточничество в судах и полиции было общепризнанным явлением. Для формирования общественного мнения, осуждавшего эти явления, Екатерина II подчас прибегала к языку искусства. По распоряжению императрицы в столице периодически устраивались карнавальные шествия, во время которых артисты изображали и высмеивали различные пороки. Организовывала эти шествия и наблюдала за порядком во время их проведения полиция, которая, в частности, должна была следить за тем, чтобы артисты-манифестанты, изображавшие пороки, проходя мимо кабаков, не задерживались в них. Однако усердие и бдительность полиции легко преодолевались «подношениями» от желающих попасть в кабак артистов [444].

Полиция России была наделена большими правами по отношению к обывателям, вплоть до вмешательства в частную жизнь, однако приемы, использовавшиеся ею, нередко вызывали недовольство населения. Это нашло отражение в мемуарной литературе. Вот один из примеров. Московской полицией во времена Екатерины руководил обер-полицеймейстер Н. П. Архаров. Для поддержания порядка он и его подчиненные, не смущаясь, применяли методы, не предусмотренные законом. За это московские полицейские получили прозвище «архаровцы», ставшее синонимом произвола и грубости [445].

В Санкт-Петербурге полицеймейстером, а затем обер-полицеймейстером был Н. И. Рылеев. Екатерина была невысокого мнения о нем. Двадцать седьмого сентября 1790 г. секретарь императрицы передал в дневнике слова императрицы: «Полевые офицеры получают tacte , и ежели малый рассудок имеют (курсив наш. — Авт .), то от практики делаются способными быть обер-полицеймейстерами; но здешний (Н. И. Рылеев. — Авт.) сам дурак…» [446]

О порядках в полиции, руководимой Рылеевым, отложилось свидетельство в Полном собрании законов Российской империи. Десятого августа 1794 г. вышел указ «О предостережении полицейских офицеров от непристойных поступков», поводом для издания которого стал следующий случай. Пристав 3-й Адмиралтейской части подполковник Верещагин остановил на улице сержанта Ларионова (отправленного с пакетом от генерал-фельдцехмейстера графа Зубова к обер-гофмейстеру графу Безбородко) и начал его избивать. Потом он приказал будочникам связать Ларионову руки и тащить его на съезжий двор, где снова «бил его жестоко». Императрица отметила, что поступок полицейского пристава «нагл и дерзок», а «полицейским офицерам нигде не дана власть самолично ударить кого-либо, а еще меньше военных людей», что же касается Верещагина, то он «сверх личной обиды сержанту артиллерийскому нанес оскорбление мундиру сего корпуса». В результате Верещагин был уволен, а этим делом поручено заняться генерал-прокурору Самойлову [447].

Н. П. Архаров

Говоря о больших правах полиции, в том числе о праве закрывать типографии, изымать книги, А. Н. Радищев писал, что это может привести к тому, что «один несмысленный урядник может величайший в просвещении сделать вред и на многие лета остановку в шествии разума» [448]. А неизвестный автор, в конце XVIII века издавший книгу очерков о своем путешествии по России, отметил, что «везде крестьяне и простые горожане испытывают страх при виде полицейского» [449].

Сменивший Екатерину на троне Павел I считал, что в последние годы ее правления ослабли порядок и дисциплина в деятельности государственного аппарата, в обществе. В поведении подданных, особенно жителей столицы, по его мнению, было много недопустимых вольностей — Павел считал это вредным влиянием Французской революции. Соответственно, последовали многочисленные, часто нелепые, запрещения. Вдобавок к этому полиция подчас проявляла излишнее «усердие». Так, во исполнение распоряжения императора о поддержании порядка вокруг дворца ревностные служители полиции заставляли всех проходивших или проезжавших мимо царской резиденции снимать шапки, даже зимой. Павел, узнав об этом, приказал немедленно отменить новое правило, что оказалось «так же трудно, как и ввести его. Полицейские офицеры стояли на углах улиц, ведущих к дворцу, и убедительно просили прохожих не снимать шляп, а простой народ били за это верноподданническое выражение почтения» [450]. [451]

Недовольство горожан действиями полиции заставило Александра I, вступившего на престол после убийства отца, издать указ «О подтверждении полицейским чиновникам, чтобы они за границы своей деятельности не выходили» [452]. Указ, как и рассчитывал император, с удовлетворением был встречен обществом. В нем говорилось, что полицейские чиновники за «злоупотребления не избегнут наказания». В отставку были отправлены петербургский и московский обер-полицеймейстеры, а также полицеймейстеры некоторых крупных городов. Московский генерал-губернатор издал приказ, которым обязал обер-полицеймейстера «…подтвердить всем чиновникам полиции, чтобы они соблюдали благопристойность и во всех случаях имели должное уважение к чинам, летам и званию каждого. Без сего они не произведут к самим себе у порядочных уважения, а у беспорядочных — страха» [453]. Но это, кажется, не помогло. Назначенный в начале 1812 г. генерал-губернатором Москвы Ф. В. Ростопчин считал, что «…корпус полицейских офицеров города состоял почти целиком из людей испорченных и негодяев, дурно оплачиваемых, презираемых и с малой надеждой на повышение по службе» [454].