Александр Борисов - Три века российской полиции

Всех членов нижнего земского суда, включая исправника, окончательно утверждал в должности губернатор. В тех уездах, где дворянских собраний не было (по причине малочисленности представителей этого сословия), члены нижнего земского суда назначались губернатором напрямую, как правило, из числа гражданских чиновников или из отставных военных, которые могли и не состоять в дворянском звании. Здесь следует отметить, что чин девятого класса не давал исправнику права на получение потомственного дворянства. А что касается власти, то она неоднократно обращалась к уездному дворянству с призывами не уклоняться от службы в нижнем земском суде.

Истребитель разбойников Редькин

Имена разбойничьих атаманов, когда-то свирепствовавших по берегам Камы и Волги, до сих пор сохранились в памяти местного народа; между тем как имена тех лиц, которые, не жалея себя, ратовали в старину за общественную безопасность, остаются в забвении. Многие ли слыхали, например, о Редькине, целый век свой бившемся с злодеями и сделавшемся наконец жертвою столь почетной борьбы? Человек этот по справедливости не должен оставаться безвестным. Любопытный рассказ о нем помещен в «Пермских ведомостях», со слов местных старожилов Сивкова и покойного директора томской гимназии Ф. А. Прядильщикова, «летописца города Перми».

Редькин <���…> был приказчик села Купрос, что в Иньвенском имении гг. Строгановых; жил он между 1730 и 1780 годами, следовательно, тогда, когда Соликамская провинция страшно бедствовала от разбоев. Роль сельского начальника, да еще крепостного, более чем скромная, однако ж, при народной тревоге, и она может выйти замечательною. Доказательством истины служит официальное поведение Редькина. Живя в краю, который был наводнен толпами бродяг, нападавших не только на отдельные местности, а подчас на целые села и горные заводы, купросский приказчик, единственный охранитель спокойствия по вверенному ему захолустью, не знал почти иного дела, кроме преследования грабителей и отчаянных схваток с ними не на живот, а на смерть. Против кого и с кем доводилось горячо пускаться в бой? Злодеи, большею частью каторжники, бежавшие из Рогервика, имели атаманами таких удальцов, которые пользовались своего рода известностью; возьмем на выдержку — один, прозвищем Бадьянко, славился тем, что пересидел в 70 тюрьмах, другой — Щукин — разбивал караваны в виду Казани, третий штурмовал твердыню Пыскорского монастыря и проч. Редькину никто из приказчиков не помогал, отряд же его составляли крестьяне, очень хорошо понимавшие, что их преданность законной власти может быть легко отмщена от злодеев. Правда, и господа — так величал народ чиновников — давали преступникам чувствовать всю тяжесть своей благородной руки, но где — в застенках провинциальной канцелярии, куда бродяги доставлялись пойманные и забитые в колодках. Ловить и вязать по лесам господа находили для себя неудобным! Вероятно, в Соликамске не забылось, как в 1730 году воевода во главе огромной партии инвалидов и обывателей выступил против злодеев и на первом же ночлеге был полонен ими, но, к удивлению, не предан злой смерти, а только высечен и поутру отпущен домой.

О подвигах Редькина много наслышался петербургский его владелец, и это повело к следующей истории. Бывая часто при дворе, барон Строганов однажды, когда в присутствии императрицы зашла речь о грабежах, опустошающих Пермь, отозвался, что он очень покоен за тамошнее свое имение — отчину охраняет страж, имя которого грозно для всех негодяев.

— Кто такой? — изволила спросить государыня.

— Простой сельский приказчик, по фамилии Редькин, — докладывает владелец.

— Почему же боятся его грабители?

— Служитель мой, Ваше Величество, прослыл у местного народа богатырем, потому что, при многочисленных поисках, положил собственноручно, если верить молве, около сотни бандитов.

— Да вы, барон, говорите о каком-то доморощенном Геркулесе!

Разговор государыни заключился словами:

— А любопытно бы, однако ж, видеть пермского богатыря.

Чтоб исполнить высочайшее желание, помещик вытребовал купросского приказчика в Питер. Явившийся сюда провинциал оказался по виду вполне достойным своей славы; это был атлет огромного роста, сутуловатый, с лицом, обросшим черною как смоль бородою, и с таким взглядом, что мороз пробегал по коже у тех, кто пытался посмотреть ему в глаза.

[Было] найдено нужным дать Редькину сколько-нибудь благовидную внешность. Его обрили и одели в ливрейный костюм. Оставалось дождаться случая не то что к представлению, а хотя к показу дикаря очам императрицы. Случай скоро настал. Во время каких-то праздников Ее Величество осчастливила барона посещением. По заведенному порядку дворня хозяина, то есть домоправитель, камердинеры, официанты и проч. слуги, разряженные, причесанные под пудру, образовали из себя шпалеры у парадной лестницы, тут же в числе гайдуков помещен [был] и Редькин. Проходя этим рядом, августейшая гостья случайно обратила взор на пермяка и как бы смутилась.

— Кто это такой? — спрашивает императрица по-французски у барона.

— Тот самый истребитель разбойников, о котором я имел счастье доносить Вашему Величеству, — отвечает Строганов.

— Ах, как он страшен! Прикажите ему удалиться, — сказала государыня.

Тем и кончился невольный парад Редькина. О награде за подвиги никто не подумал.

Отпущенный на родину купросский приказчик вступил в должность и принялся за бродяг. Но дни его были уже сочтены судьбой. Вот что произошло летом 1780 года. Редькин прискакал в деревню Н. для взыскания оброчных недоимок с крестьян, и как время было под вечер, рассудил здесь переночевать. Нашелся шпион из жителей, который подал весть кочевавшим вблизи разбойникам, что неприятель их гостит у десятника, притом один, без конвоя. Шайка негодяев сейчас решила воспользоваться такою оплошностью. Спокойно ужинавший приказчик вдруг слышит около квартиры несколько свистков и топот лошадей; смотрит на улицу — и видит себя окруженным. Герой не растерялся. Приказав хозяевам закрыть волоковыя окна и наблюдать, чтоб кто-нибудь не отодвинул ставни извне, он хватает всегда имеющееся при нем ружье, пару пистолетов, нож и бросается в сени с целью оборонять вход. Нападающие начали отбивать наскоро захлопнутую дверь. Осажденный делает сквозь протес несколько выстрелов по ним. Злодеев это озадачило. Потеряв надежду взять врага голыми руками, они очистили сперва крыльцо, а затем и дверь. С бранью и угрозой шайка села на коней и поехала в поле. Тем беда окончилась бы, если б Редькин не увлекся излишней энергией. Освободившись, он велит десятнику собирать народ для погони за бродягами, а сам в порыве нетерпения верхом летит по следам их. Саженях во ста от ворот околицы он настигает шайку. Вместо того чтоб утекать, она прямо идет навстречу одинокому неприятелю. Редькин хотел было уклониться от неравной борьбы, поскакал обратно в деревню, но пока отворял полевые ворота, пуля разбойничья положила его на месте; затем подоспевшие злодеи саблями и ножами довершили убийство. Когда подоспел десятник с людьми, то нашел у околицы труп начальника обезглавленный, без рук и ног.