Александр Борисов - Три века российской полиции

Сведений о реализации указа не имеется. Скорее всего, желающих было мало, поскольку в ноябре того же года последовал указ об укреплении уже другой полиции — столичной — на иных основаниях. Для пожарной службы и для ночной стражи формировалась полицейская команда численностью 1602 человека «из солдат, неспособных к фронтовой службе» [133].

О том, кто конкретно поступал в полицию из армии, можно судить по именному указу от 7 июля 1808 г. «Об укомплектовании фонарной команды в Санкт-Петербурге». Государь разрешил «из числа присланных в пожарную здешнюю команду ратников и других нижних при полиции чинов, неспособных к полицейской службе (курсив наш. — Авт. ), употребить 200 человек для зажигания фонарей и под именем фонарной команды причислить их к полицейской С.-Петербургской команде».

Полицейские чиновники — столичный и губернский, 1834 г.

В распоряжение полиции поступали также кантонисты из военно-сиротских отделений [134], о которых известный дореволюционный юрист К. Д. Кавелин писал: положение их «безвыходно, безотрадно. Довольно сказать, что на капсюльное заведение, где постоянное обращение с ртутью убивает человека в пять, а по большей части в восемь лет, рабочие не нанимаются, а берутся из кантонистов! Нанимающийся, по крайней мере, идет на смерть добровольно, может хоть своему семейству выговорить какие-нибудь выгоды, а тут правительство осуждает людей на смерть даром! Что мудреного, после всего сказанного, если из кантонистов почти всегда выходят самые отъявленные и бессовестные негодяи? Те из них, кои выдержат чистилище, то есть лет 12 или 20 чуть-чуть не каторжной службы, становятся классными чиновниками и поступают в разные мелкие должности, иные из них дослуживаются до чинов покрупнее. Нетрудно себе представить, какие понятия и какую нравственность они приносят с собой в государственную службу» [135].

Недостатки пополнения полицейских рядов за счет кантонистов осознавались все отчетливее, и там, где позволяли условия, постепенно от этой практики отказались. К примеру, в 1842 г. в Санкт-Петербурге вместо намечавшихся к назначению пятидесяти кантонистов, «согласно объявленной министром внутренних дел Государственному совету Высочайшей воле», предписывалось определять «питомцев Императорского воспитательного дома» [136].

Если в комплектовании низового звена встречались серьезные затруднения, обусловленные недостаточным уровнем материального обеспечения, то назначение на руководящие должности уже требовало протекции. Об этом можно судить по запискам действительного статского советника В. Н. Геттуна (см. приложение).

Напомним, что работа в полиции была отнесена к «службе гражданской». Однако в России тех времен наиболее почетной и авторитетной считалась военная служба. Именно военному сословию в первую очередь адресовались различные льготы и преимущества. Данное обстоятельство было использовано для стимулирования службы в полиции. Поскольку многие переводившиеся в полицию из армии ходатайствовали о сохранении за ними воинских чинов, власть шла им навстречу. Вот несколько тому примеров. Семнадцатого сентября 1804 г. государь император по представлению военного губернатора Санкт-Петербурга графа П. А. Толстого издал именной указ, «чтоб на основании том, как служащие в штатных командах офицеры, поступая из военных чинов в сей род служения, сохраняют воинские на именования свои, и чиновники здешней полиции, при военной ее команде служащие, определяясь равным образом из военных чинов, в оных и оставались». Однако в ноябре 1809 г. офицерам полицейской драгунской команды было запрещено именовать себя воинскими офицерами [137]. Ровно через год было предписано не распространять на полицеймейстеров и городничих действие указа от 21 марта того же года «О переименовании в статские чины воинских чиновников, поступающих в статскую службу», а 4 февраля 1812 г. министр полиции А. Д. Балашов объявил монаршую волю: «Находящихся в драгунских полицейских командах обеих столиц чиновников именовать впредь соответственными классам их воинскими чинами». В сентябре 1821 г. было разрешено оставлять воинские чины даже избранным, а не только назначенным земским исправникам. Любопытна мотивировка этого решения Комитетом министров: «По уважению, что служба полицейская сама собою подходит некоторым образом к военной» [138].

Впоследствии к этим вопросам неоднократно возвращались. Поскольку от имевших классные чины служителей полиции поступало много просьб о переводе их в чины военные, 19 июля 1835 г. последовал именной указ, разрешавший, « представлять в награду (курсив наш. — Авт. ) к переименованию в военные чины тех только полицеймейстеров и городничих, кои в военной службе находились» [139]. Указ от 22 декабря еще более ужесточил требования: «На будущее время принять правилом, дабы удостаиваемы были к сему только те полицеймейстеры и городничие, кои прослужат в сих должностях не менее пяти лет и по особым отличиям будут достойны назначения по армии или кавалерии» [140].

Для остальной массы нижних полицейских служителей (да и то только столичных) определенной мерой социальной защиты стало высочайшее повеление от 20 ноября 1838 г. «унтер-офицеров, выслуживших в сем звании при хорошем поведении и знании грамоты беспорочно двадцать лет, производить в коллежские регистраторы наравне с нестроевыми нижними чинами военного ведомства» [141]. Спустя одиннадцать лет, 17 марта 1850 г., были приняты «Правила о производстве унтер-офицеров штата С.-Петербургской и Московской полиции в первый классный чин».

Сложившаяся ситуация породила некоторые правовые коллизии. В январе 1810 г. высочайше было разрешено наказывать нижние чины полиции, «кои не из дворян», шпицрутенами («не превышающим гоняния шпицрутеном чрез тысячу человек трех раз», то есть до трех тысяч ударов); подобные экзекуции ранее применялись лишь к военнослужащим. Что же касается наказаний по суду, то довольно длительное время существовало противоречие между законами, предоставлявшими, с одной стороны, право судить служителей полиции гражданским судам, а с другой — военным. Очередное обсуждение данного вопроса состоялось в Комитете министров весной 1823 г., который заключил, что судить полицейских должен гражданский суд. Это мнение было утверждено императором [142]. Поскольку на местах случались отступления от установленного правила, 12 февраля 1832 г. было решено указ 1823 г. обнародовать. Однако в мае 1844 г. последовало высочайшее повеление предавать военному суду нижних полицейских служителей, «поступивших на службу в настоящие свои должности по назначению из военного ведомства».