Гюнтер Кунерт - Москва – Берлин: история по памяти

У Ханны теперь часто возникает чувство, что она не в силах противостоять этим нападкам. И даже физически, ведь для того чтобы реагировать на все обвинения, ей нужен целый штаб сотрудников и секретарей. И все же молчит она не из-за этого. Ханна чувствует, что не в состоянии участвовать в этом публичном спектакле, ей это «отвратительно».

Единственной отдушиной для Ханны остается профессорская деятельность. С осени 1962 года она преподает в университете Чикаго, где для нее создают идеальные условия. Она может преподавать лишь один семестр и сама выбирать, какие семинары и лекции проводить. Работая со студентами, которые ничего не имеют против нее, она вновь обретает силы, приходит в себя после скандалов, вызванных книгой об Эйхмане. Ее авторитет в университетском мире постоянно растет. Ханна буквально завалена приглашениями выступить с докладом. И повсюду, где она появляется, пишет Ханна Ясперсам, ее встречают овациями.

22 ноября 1963 года все теле- и радиопередачи прерываются экстренным сообщением. На американского президента Кеннеди в Далласе совершено покушение. Он смертельно ранен. Ханна узнает эту новость в клубе Чикагского университета, где они обедают вместе с Мэри Маккарти. Мэри приехала в Нью-Йорк, чтоб уладить дела со своей книгой, и навещает Ханну. Услышав о покушении, некоторые студенты плачут. Впрочем, эту новость в Америке восприняли по-разному. Ханна узнает, что в южных штатах известие о покушении на «негритянского угодника» встретили с восторгом.

Кеннеди умирает в тот же день. Для Ханны это трагедия. В своей книге о революции, вышедшей в 1963-м, создание Соединенных Штатов Америки она описывала как величайшее событие в истории. Американскую конституцию Ханна назвала грандиозным документом. Она ждала, что новый стиль в управлении поможет Кеннеди возродить те идеи, которые были заложены отцами-основателями. После смерти Кеннеди Ханна не видит никого, кто бы мог занять его место. «Мэдисон, Гамильтон, Джефферсон Джон Адамс — какие это были люди! Не чета сегодняшним!» [107] Из письма Ясперсу от 16 ноября 1958 г. .

Спокойно, только спокойно. Ты же не впервые пересекаешь здесь границу. С какой стати они должны что-то учуять?

Но все равно — в машине тишина мертвая, ни словечка, ни шутки, чтобы разрядить напряжение. Напряжение, которое нагнеталось все последние месяцы, а со вчерашнего дня, когда мы с Буркхардом, моим старшим братом, выехали из Мюнхена, просто перехватило горло и стискивает все сильней. Буркхард рядом, за рулем, он и сейчас лучше владеет собой. Но на душе-то у него наверняка тоже кошки скребут. Уже совсем скоро ему, как и мне, предстоит миновать рубеж паспортного контроля на болгарской границе.

За спиной у нас 1300 километров изнурительного автопробега — сперва через Австрию, потом по узкой, забитой, усеянной рытвинами и колдобинами югославской «автостраде». У Буркхарда хоть какой-то водительский стаж имеется, у меня его считай что вовсе нету. А мы целый день ехали, ночевали в машине в спальниках, спали мало, беспокойно, встали разбитыми. Я вообще всю ночь просыпался, разбуженный очередным кошмаром, мутным и тягостным. Но сейчас мы оба начеку и сосредоточены до предела.

Вереница машин к КПП между Димитровградом и Калотиной на югославско-болгарской границе тащится еле-еле. Фуры дальнобойщиков, доходяги-малолитражки, отрада неимущих студентов, солидные фордовские междугородние автобусы-экспрессы, перегруженные багажом многочисленных пассажиров, что едут к себе на родину, в Турцию.

Наша машина не лучше и не хуже других. Двое парней, по сути, еще юноши — одному двадцать, другому двадцать два. Едут в маленьком красном «опеле-кадете», судя по всему, на каникулы в Турцию, а может, и дальше. В те годы, когда молодежь в массовом порядке паковала рюкзаки и автостопом отправлялась куда-нибудь в сторону Катманду или на поездах через всю Европу, а нередко и к морю в Турцию, такое было в порядке вещей. В машине обычный туристический бардак, спальники, продукты, инструменты, запчасти, шмотки, дорожные карты.

Впрочем, если приглядеться повнимательней, шмоток в машине для двоих; пожалуй, многовато. Три дешевых армейских вещмешка, целый ворох брюк и рубашек, спальников тоже явно больше, чем нужно. Но мы, разумеется, готовы все объяснить. Что-то прихватили на подарки, что-то на случай холодов, да и вещи все старые, порваться могут. А что, звучит вполне правдоподобно.

Зато чего никакими силами не объяснить — это зачем нам три лишних заграничных паспорта, припрятанных в машине. Три зеленых западногерманских паспорта, по одному на Тома и двоих его друзей. Зелененькие паспорта на имя Тома, Бернда и Максимилиана, которые въедут в Болгарию вовсе не из Мюнхена, а из разных районов ГДР — из Тюрингии, из-под Магдебурга, из Лейпцига. Которые, если все прошло по плану, вот уже двое суток дожидаются нас на черноморском побережье. У которых паспорта вообще-то есть, но не зеленые, западногерманские, а синенькие, гэдээровские. Которые этих трех зеленых паспортов ждут не дождутся, чтобы завтра же вместе с нами из Болгарии перебраться в Турцию, из диктатуры на свободу, «за бугор», в другую Германию.

Мы оба, Буркхард и я, прекрасно знаем: если эти паспорта найдут, нам и объяснять-то ничего не придется. Все и так слишком очевидно. Три паспорта не на наши имена, в которых к тому же уже оттиснуты въездные штемпеля болгарской пограничной службы, хотя границу мы еще не пересекали. Штемпеля добротные, почти совсем как настоящие — но только на первый взгляд. На самом деле вырезаны они не ахти как, да и под ультрафиолетом, если начнут проверять, не засветятся. И заклепки, которыми закреплены фотографии, чуть толще и грубей стандартных — потому что сами фотографии подменены.

Зато если паспортов не найдут — все должно сработать. Тогда мы с Буркхардом покатим дальше, ночь напролет будем ехать, до самого побережья. Встретимся в условленном месте с Томом, Берндом и Максимилианом, отдадим им паспорта, рюкзаки и излишки нашего багажа. И превратим их в наших земляков, обыкновенных западногерманских ребят, которые надумали из ФРГ автостопом махнуть в Турцию. Им, правда, придется за одну ночь назубок выучить свои новые биографии. Вместе с ними мы доедем до турецкой границы, вместе с ними покинем пределы социалистического лагеря. Это должно произойти завтра, во второй половине дня, а точнее — около четырех часов. Не раньше, но и не позже.