Гюнтер Кунерт - Москва – Берлин: история по памяти

Два года спустя после поездки в Бад-Бланкенбург я сдал экзамены на аттестат зрелости. Но толком еще на знал, чем займусь после школы. Мне не грозила ни армейская, ни альтернативная гражданская служба, бундесвер, как и следовало ожидать, по причине давней инвалидности, меня забраковал. Я расценил, что время, выигранное таким образом, — это подаренная мне возможность не сразу вступать на прямую дорожку по маршруту «институт — профессия». Тем более, что я еще не решил, какую профессию выбрать, на какой факультет или в какой институт поступать. Зато прекрасно знал, на что хочу употребить свой выигранный временной гандикап: я хотел наконец-то делать «что-нибудь полезное», — поработать, допустим, в тюрьме, либо в доме престарелых или инвалидов.

Томасу в 1973 году оставался еще год школы. В отличие от меня, он точно знал, кем хочет стать. Он мечтал о профессии юриста. Но прекрасно осознавал, что даже пытаться не стоит, — ему этот путь заказан. Отметки у него были хорошие, но слишком много имелось к нему нареканий, да и в общественной жизни он участвовал недостаточно активно. Тогда он решил, что будет геологом, как его знаменитый прадед, который совершал увлекательные экспедиции, был ординарным профессором в университете Галле и президентом «Леопольдины» — Немецкой академии естествоиспытателей. Но тут вдруг прошел слух, что в ГДР геологи не нужны. По крайней мере в тот год, когда Томас закончит службу в армии, набора на геологию точно не будет. Вот так, предельно просто, все решалось! Томас не мог свободно выбрать себе профессию, он вообще ни в чем не был свободен, и все с большей горечью это осознавал. Все, что предоставлялось мне само собой разумеющимся, ему было заказано: он не мог поехать, куда захочет, не мог свободно высказываться, не мог, как я, позволить себе паузу на перепутье жизни. Недовольство и досада постепенно перерастали в яростную решимость, подстегиваемую разговорами с друзьями по интернату — прежде всего с Берндом и Максимилианом, которые думали так же, как он. И все чаще все трое стали помышлять о том, как бы выбраться из ГДР. Самым выгодным для осуществления этого замысла представлялся короткий промежуток между окончанием школы и армией. Ибо бегство во время прохождения военной службы было чревато в ГДР самыми тяжелыми последствиями: нарушителю сразу двух статей уголовного кодекса ГДР — 213-й («незаконное пересечение государственной границы») и 254-й («дезертирство») — грозили самые драконовские приговоры.

Только как же осуществить подобный замысел? Друзья начали прикидывать имеющиеся возможности. У кого-то школьный товарищ жил почти на Эльбе, на противоположном берегу, в прямой видимости — Западная Германия, нижнесаксонский Хитцакер. Но сколько проверок и кордонов надо миновать, чтобы хотя бы приблизиться к пограничной зоне, если ты по документам не местный житель! К тому же — и в ГДР это было известно не хуже, чем на Западе — водная граница с ФРГ охранялась ничуть не менее тщательно, чем сухопутная.

Один, другой, третий план исполнить задуманное своими силами создается, обсуждается, отбрасывается. Может, все-таки с чьей-то помощью? Как-то вечером во время одного из подобных заговорщических совещаний Томас между прочим роняет:

— Вообще-то у меня двоюродный брат есть на Западе, разве я вам не говорил?

— Так, может, он пособит?

— А надежный парень?

— Да, за это я ручаюсь.

Что ж, тогда стоит его спросить.

Только спросить-то совсем не так просто. В письме не напишешь — слишком рискованно. По телефону позвонить — еще опаснее, не говоря уж о том, что это почти невозможно; домашние телефоны в ГДР были редкостью, семья Томаса жила без телефона. К тому же разговор «с Западом» надо было заказывать заранее и долго, по несколько часов ждать. И, разумеется, все такие разговоры прослушивались.

Вот так и получилось, что летом 1973 года, когда Маргарет Шаллер, давняя подруга матери, очередной раз приехала к ним погостить, Томас посвятил ее в свои планы. Попросил со мной связаться и передал для меня письмишко.

В письме от Маргарет Шаллер обнаружился тетрадный листок в клеточку, убористо исписанный знакомым, твердым почерком Томаса. Впрочем, почерк этот вскоре, уже в течение года, заметно изменится: станет крупнее, чуть менее аккуратным, почти небрежным — хотя на самом деле просто более раскованным.

Дорогой Рюдигер!

Начну с места в карьер, только не пугайся, пожалуйста, или, по крайней мере, пугайся не настолько, чтобы оказаться не в силах мне помочь. Так вот, я решил этим или следующим летом «перебраться» в ваш свободный мир. К сожалению, я не один, вместе со мной еще двое друзей тоже готовы поставить на карту свои жизни. Заковыка только в одном: как это сделать? Напрямик через границу отпадает, мы ведь намерены еще принести пользу вашему государству и не хотели бы прибыть туда, перегруженными свинцом.

Нет ли у тебя на примете каких-нибудь благоприятных связей или возможностей на сей счет? Нельзя ли что-нибудь придумать с использованием паспорта или удостоверения личности? Может, у тебя сыщется пара-тройка дружков (похожих на нас), которые могут заказать себе новые паспорта или удостоверения личности с нашими фотографиями? Еще нам понадобится человек, умеющий изготавливать штемпеля, к примеру, въездной штемпель в Румынию, а мы бы оттуда уже вылетели самолетом. Или ты бы сам приехал в Румынию, предварительно сделав себе паспорт и удостоверение с моими фотографиями, я бы по ним вылетел в ФРГ, а ты пойдешь в немецкое консульство и заявишь: «У меня украли деньги и документы», или просто «Я потерял». Но если это для тебя слишком рискованно, ты так прямо и скажи. Если раздобудешь для нас только удостоверения, нам придется в Югославию ехать («для пребывания сроком менее семи дней гражданам ФРГ достаточно иметь удостоверение личности, на основании которого им выдается краткосрочный вид на жительство»), вы отдадите нам ваши удостоверения, мы прибудем в Югославию и попытаемся с адриатического побережья, наняв, допустим, какой-нибудь рыбацкий парусник, добраться до Италии или хотя бы до прилегающих островов. Другая возможность: попытаться просто из Югославии вылететь, сказав, что вид на жительство потеряли.

Маргарет Шаллер в курсе остальных подробностей, поскольку лично вместе с нами все это обсуждала. Она и это письмо тебе перешлет, поскольку доверять его рентгеновскому оку нашей таможни слишком опасно. По этой же причине и с ответом будь осторожен. Дай, кстати, знать, получил ли ты предыдущее мое письмо. Родители мои об этих планах ни в коем случае знать не должны. Все выпадающие расходы мы, разумеется, возместим либо сразу по прибытии на место, либо заранее.