Гюнтер Кунерт - Москва – Берлин: история по памяти

Матричные листы были как бы двухслойными: под тонким листом специальной бумаги пряталась копировальная пленка с нанесенным на нее тончайшим слоем вощеной краски. Вот этой, особо тонкой и чувствительной, пленкой я и пользовался, чтобы выполнить заготовку для штемпеля: кальку я накладывал на восковой слой и остро отточенным карандашом уже второй раз наносил изображение штемпеля. Таким образом на нижней, изнаночной стороне кальки появлялось зеркальное изображение штемпеля, как бы налипшее на кальку слоем лиловой краски. После чего дело было уже за малым: «транспортировать» это все еще липкое изображение — по-прежнему, что важно, в зеркальном виде — на тот «носитель», из которого изготавливается сам штемпель. А уж потом — всего лишь — этот штемпель аккуратно вырезать — и пожалуйста, проставляй на страницу паспорта нужный тебе штамп.

Довольно много времени ушло у меня на поиск подходящего материала, чтобы изготовить сам штемпель. Для начала я попробовал в специальной мастерской у нас в Швебиш-Гмюнде просто заказать болванку для такого штемпеля, но только внешние контуры, без букв и рисунка, — на всякий пожарный случай, даже под чужим именем, если вдруг меня заподозрят. Результат, к сожалению, оказался никудышный: с первого взгляда было видно, что не совпадают ни размеры, ни ширина окантовочных линий. А уж в чем я твердо был уверен, так это в том, что даже малейшее отклонение от стандарта не ускользнет от наметанного ока болгарских пограничников. Так что от этой идеи пришлось отказаться. Я даже не стал предъявлять претензии к негодному выполнению заказа — опять-таки из боязни навлечь на себя подозрения.

Выходило, что штемпель мне, хочешь не хочешь, надо изготовлять самому. Первые эксперименты с линолеумом, резиновой подошвой, равно как и крутым яйцом и вареным картофелем, успеха не принесли: материал оказывался либо слишком грубым и твердым, либо, наоборот, слишком мягким, либо на него не ложилась краска, либо по нему невозможно было делать тонкую резьбу. Прошло немало времени, прежде чем я нашел, наконец, то, что нужно, хотя материал этот во время моих экспериментов неизменно был, что называется, под рукой: это оказался ластик.

Правда, классический красновато-синий ластик, какие тогда широко были в ходу, тоже ожиданий не оправдал. Слишком грубый. Но в то время в продаже как раз недавно появились новые ластики — разноцветные, белесо-прозрачного оттенка, достаточно эластичные, мягкие и вместе с тем упругие. На них без проблем ложилась самая тонкая резьба, что позволяло воспроизводить любые, даже тончайшие контуры. Как вскоре обнаружилось, они обладали и еще одним неоценимым достоинством — способностью легко впитывать и столь же легко «отдавать» штемпельную краску. Правда, не бессчетное число раз, ибо они довольно быстро начинали «сочиться», но для нескольких пробных и одного финишного отпечатка их вполне хватало. Вдобавок ко всему, среди них имелись и идеально подходящие по размеру — чуть больше самого штемпеля.

Изготовленную с помощью вощаной матрицы копию я накладывал на гладкую поверхность ластика и аккуратно прижимал. В результате на ластике появлялось зеркальное изображение штемпеля без каких-либо искажений и дефектов, безупречно точное до мельчайших деталей.

Освоив и путем неустанных тренировок доведя почти до автоматизма этот этап работы (паспорт — калька — вощаная матрица — ластик), я приступил к самой трудной части: вырезанию штемпеля. Чтобы с ней справиться, мне пришлось — не сразу, но жизнь научила — приобрести в магазинах художественных принадлежностей довольно много специальных инструментов, прежде всего тончайших резаков и ножей, какие применяются в моделестроении. Это такие ножи со сменными лезвиями, причем самых разных размеров, что позволяло точно воспроизвести в резьбе любые углы и изгибы штемпельных очертаний.

Именно вырезание штемпеля оказалось работой, которая потребовала от меня больше всего стараний, времени и упорства, не говоря уж о предельной сосредоточенности. Оформить внешнюю рамку штемпеля при помощи острого лезвия и металлической линейки получалось еще сравнительно неплохо. Но уже внутренний кант той же рамки давался куда трудней, ибо толщину линии нельзя было превысить ни на йоту — на первом же отпечатке этот дефект, как и любой иной, даже мельчайший, брак, — недостаточно чисто прорезанный угол, всякий разрыв в линии заштриховки — бросался в глаза сразу же.

А тяжелее всего мне давались буквы кириллицы, которые я и знал-то не все. Ну хорошо, КАЛОТИНА — это название пограничного КПП, через который наши трое друзей якобы в Болгарию въехали. НРБ — это, по всей вероятности, Народная Республика Болгария. Но что, черт возьми, означают крохотные, в миллиметр высотой, буковки слева и справа от автомобиля, красующегося в самом центре штемпеля? По четыре штуки, в три ряда, аккурат друг над другом: КППГ — ППГК — ГКПП; ПГКП — ГКПП — ППГК. Загадка — но плюс к тому и мучение! В конце концов, плевать, что они значат — главное, вырезать их надо точь-в-точь, тютелька в тютельку, чтобы все уголки, палочки и перекладинки были на месте.

Ну, а потом еще и сама машина! 15 миллиметров в длину, 4 миллиметра в высоту, вид сбоку, весьма комфортабельное авто, гораздо современнее всего, что под болгарскими номерами тарахтело тогда на болгарских дорогах. Все основные контуры — кузов, дверцы, окна — выполнены двойными линиями, и это на полосе шириной в полмиллиметра! А вдобавок еще и два идеально круглых колеса, тоже двойным контуром! И резать все приходится только от руки, никакие лекала тут не помогут. Впрочем, именно с машиной, как я подметил, я мог позволить себе минимальные неточности: сравнение различных оттисков (а их со временем набралось несколько) показало, что именно тут и подлинный болгарский штемпель иной раз «давал слабину», то смазывая, то нечетко воспроизводя очертания.

Мне невероятно повезло отыскать в продаже точно такой же календарный штемпель, каким проставлялись даты на болгарской транзитной визе. Оставалось только наловчиться проставлять его точно в предназначенном для этого месте. Зато другая проблема оказалась совершенно неразрешимой: в правом нижнем углу штемпеля красовалось некое двузначное число, всякий раз разное, — скорей всего, это был личный номер пограничника, оформившего визу. В конце концов, я просто решил проставить одно из чисел, встречавшихся в штемпелях, предположив, что не настолько уж у болгар совершенная система контроля, чтобы любой пограничник на восточном конце страны точно знал, кто из его коллег сутки назад нес службу на западном.

Я тренировался, тренировался без конца. Перерисовывал, копировал и переносил рисунок, потом вырезал. Ластик за ластиком, штемпель за штемпелем. Сначала ставил себе целью добиться хотя бы приблизительного сходства с оригиналом. Постепенно это стало мне удаваться все лучше. Вырабатывались навыки, техника, приемы в зарисовке и резьбе, позволявшие точно передавать даже самые мелкие детали. Когда я отшлифовал их до предела, я усложнил задачу: теперь во что бы то ни стало надо было изготовить штемпель от начала до конца без единой ошибки. И если даже на последней стадии, при устранении мелких неровностей и шероховатостей, я допускал неточность — работа целого дня шла насмарку. Да, именно столько, целый день кропотливого труда, занимал весь процесс от первоначального копирования оттиска до готового штемпеля.