Гюнтер Кунерт - Москва – Берлин: история по памяти

Чтобы достичь такой безошибочности, нужны были покой и полнейшая сосредоточенность. Глядя на отпечаток будущего штемпеля на ластике, я, прежде чем начать, мысленно должен был предельно четко увидеть и даже как бы прочувствовать свой первый надрез. Куда и под каким углом войдет лезвие, с какой силой в какую сторону пойдет рука, как, когда и где я закончу движение и выну лезвие. Только после этого я, задержав дыхание, поднимал нож и делал надрез. Пауза. Вдох. Снова сосредоточиться, обдумать следующий шаг, задержать дыхание, теперь режем. Снова пауза. Встать, размять пальцы, посмотреть по сторонам, давая глазам отдохнуть, а мышцам расслабиться. Со временем у меня выработался определенный автоматизм, так что под конец мой личный рекорд от первой копии до финального оттиска, включая замену фотографии, составил восемь часов.

Впрочем, сам оттиск тоже не так-то прост, он ведь двухцветный; сверху лиловый, снизу голубой. Но эта задачка оказалась вообще пустяковой. Всякий сколько-нибудь приличный магазин канцтоваров имел в продаже штемпельные подушечки и пузырьки штемпельной краски самых разных цветов, дабы клиент, вздумай он поэкспериментировать с цветом штемпеля, мог предаваться этому занятию сколько душе угодно. За цвет штемпеля у нас отвечал Буркхард. Ему пришлось испортить несколько штемпельных подушечек, прежде чем он научился так распределять на них краску, чтобы получить желаемый двухцветный оттиск. Правда, и здесь выявились свои издержки: эффект двух цветов держался относительно недолго, затем, особенно ближе к центру штампа, краски, расползаясь, начинали сливаться, образуя невнятную темно-лиловую смесь.

Ну а уж штамп югославской транзитной визы оказался и вовсе пустяком: простенькая рамка, в ней название пограничного пункта — «Ljubelj», перевал Любель — плюс номер и дата, опять же самым обычным календарным штемпелем, какой можно было найти в продаже. И все это бесхитростным черным цветом, — в паспорте этот штамп к тому же чаще всего выглядел нечетким, полуразмазанным пятном.

Кстати, о паспортах — откуда мы их брали? Мы с Буркхардом составили список своих особо надежных друзей, к которым можно обратиться. И каждый, к кому мы обратились с просьбой о паспорте, немедленно, не раздумывая, согласился нам помочь — хоть для него это и было чревато, по меньшей мере, морокой и лишними хлопотами: ведь потом пришлось подавать заявление об утере паспорта и оформлять новый. Правда, выбирая кандидатуры, мы следили за тем, чтобы возраст, рост, цвет волос и глаз подходили к одному из наших ребят. К тому же дата выдачи паспорта не должна была заметно расходиться с возрастом человека, запечатленного на фото. По счастью, нам в конце концов удалось раздобыть по две фотографии каждого из ребят в разном возрасте. Я их переснял и распечатывал с новых негативов.

Поначалу мы вообще решили просто положиться на сходство и фотографии в паспортах не менять. Но уже вскоре поняли, что риск слишком велик. Даже на паспортах с давним сроком выдачи и почти подростковыми фотографиями различия были слишком заметны — любой опытный пограничник обнаружил бы их без труда. Том и ребята к идее паспортов с чужими фотографиями тоже отнеслись без восторга. Вот почему во время первой нашей встречи в Карловых Варах я их сфотографировал. Но эти снимки в итоге не подошли: слишком очевидным было их нестудийное качество, уличный фон хоть и слабо, но угадывался, да и зимние куртки, — короче, для паспорта никак не годится. К тому же они были свежие, совсем недавние, значит, в старые паспорта их не вклеишь. Вот и пришлось добывать настоящие паспортные фотографии, желательно к тому же сколько-то годичной давности. Их привез нам Кристиан Вильгельми — на Пасху он поехал в Шверин и повстречался там с Берндом.

Но как подменить фотографию в паспорте? Немецкие паспортные столы к тому времени уже предпринимали немалые усилия, чтобы защитить паспорта от подделки. Паспортное фото — «вполоборота, левое ухо открыто» — вклеивалось в паспорт, а в дополнение к этому скреплялось со страницей двумя металлическими заклепками (люверсами) и печатью.

Значит, весь этот технический процесс следовало проделать в обратном порядке: в отверстие заклепки с тыльной стороны страницы надо было вставить стерженек — для этой цели я приспособил хорошо заточенный карандаш — и, поворачивая, аккуратно обжать ее края до первоначального вида тонкой латунной трубочки. После чего можно было аккуратно извлечь заклепку с лицевой стороны. Именно так этот процесс описывается в одном из шпионских романов Зиммеля. Гораздо сложней оказалось отклеить фотографию от паспортной страницы: тут «профессиональные» советы столь авторитетного «фармазона», как Зиммель, ничуть меня не выручили. Хотя рекомендованная им «колонковая кисточка нулевого размера» и вправду оказалась чрезвычайно тонким рабочим инструментом, субстанция, которую полагалось этой кисточкой наносить, в одном месте упоминается у него как «чудодейственная жидкость», в другом — как «раствор из пузырька с едким запахом». Проку от подобных указаний было немного. Тогда я обратился в фотоателье — под предлогом, что мне нужно отклеить снимки из старых фотоальбомов. «Нитрорастворитель», — услыхал я в ответ, однако на добротный канцелярский клей немецких паспортных столов эта вонючая гадость не произвела ни малейшего впечатления — фотографии не отклеивались. Вдобавок обнаружилось, что растворитель этот мгновенно оставляет следы на паспортной бумаге. Тогда я решил фотографии просто срезать. Разумеется, предельно аккуратно, строго параллельно поверхности страницы: тонким лезвием ножа я отделял плотную фотобумагу слой за слоем. И здесь тоже ошибаться было нельзя: всякое слишком резкое движение прорывало страницу насквозь, и паспорт можно было выбрасывать. Легкие шероховатости, впрочем, можно было оставлять, их скрадывала потом вновь наклеенная фотография.

Но сперва я наклеивал ее, так сказать, временно, скотчем, чтобы с тыльной стороны наметить карандашом отверстия для заклепок и точки схождения с печатью. Печать была обыкновенная, резная, я переносил отпечаток с той, что была в паспорте, и прорезал отверстия для заклепок. После чего наклеивал фотографию и закреплял ее новыми заклепками. Тут мне на помощь пришли веяния моды. Среди молодежи тогда считалось особым шиком одеваться по-особенному, ни на кого не похоже. Майки предпочитались только перекрашенные (краситель заливался дома в ванну), свитера — только домашней вязки (такие «самовязы» не зазорно было и дарить), ну а ремни и кожаные куртки сам бог велел украшать заклепками, пряжками и бляшками по собственному вкусу. Для чего и предлагались в продаже специальные степлеры (пробойники), один из которых весьма пригодился мне для паспортных фотографий.