Дмитрий Мишин - История государства Лахмидов

Этот вопрос имеет и еще одну сторону, которая тесно связана с трактовкой известий о «двух столпах» ( al-gariyyan , ед. ч. gari ). Рассказы о них можно разделить на две группы. Одни авторы пересказывают сообщения Хишама аль-Кальби, который, в свою очередь, ссылается на аш-Шарки Ибн аль-Кутами ( al-Sarqi Ibn al-Qufami , сер. VIII в.). Согласно им, два товарища аль-Мунзира III на ночном пиру стали перечить ему. Царь, будучи пьян, велел закопать их живыми в землю. Проснувшись на следующее утро, аль-Мунзир пожалел о содеянном и велел воздвигнуть над их могилами два столпа. По одной из версий, над могилами закололи нескольких верблюдов, кровью которых намазали столпы. Вслед за этим аль-Мунзир установил для себя в году два дня, в один из которых он казнил, а в другой — осыпал благодеяниями всех, на кого падал его взор. Это касалось не только людей: за птицами охотились при помощи соколов, за зверьми — на конях. Кровью убитых, будь то люди или нет, намазывали столпы. Через какое-то время в неурочный день к аль-Мунзиру попал один таййит по имени Ханзала ( Hanzala ). Аль-Мунзир решил казнить и его, но позволил на год отлучиться к родичам: один из приближенных царя поручился за него. Когда через год Ханзала, верный клятве, явился на казнь, аль-Мунзир, впечатленный таким поведением, отпустил и его, и его поручителя и отменил свой обычай [172, ч. 19, с. 86–88; 227, с. 214–215; 264, т. 4,с. 198]. В других известиях, значительно более кратких, речь идет об ан-Нумане III, который имел обычай в один день казнить, а в другой миловать, и велел намазывать столпы кровью казненных [67, с. 111; 188, с. 995–996; 192, с. 2445; 213, с. 146–147, 465–466; 233, с. 649; 236, с. 280].

Даже если оставить в стороне трудно решаемую альтернативу между аль-Мунзиром III и ан-Нуманом III, трактовка этих сведений неоднозначна. Г. Ротштайн сближал сообщения о том, что колонны мазали кровью убитых, с рассмотренными выше рассказами о человеческих жертвоприношениях. Сделанный им вывод состоял в том, что колонны были священными монументами, на которые изливали кровь жертв [131, с. 141]. Однако фрагменты, на которых он основывался для того, чтобы показать сакральный характер колонн, прямо не относятся к постройкам Лахмидов. В дошедших до нас источниках gari обычно объясняется как tirbal (большая, массивная постройка) или как gari (хороший) [306], без какой-либо связи с идолами, сакральными сооружениями и т. п.

Существуют и другие доводы как в пользу сакрального характера колонн, так и против него. Обмазывание столпов кровью, о котором говорят средневековые авторы, должно было иметь какой-то смысл, и первое, что приходит на ум — действительно считать это религиозным обрядом. Будь на месте столпов идол Сибд, можно было бы представить себе, что это символический, вынесенный из первобытных времен акт кормления волка, т. е. задабривания божества. Кроме того, если столпы действительно считались идолами, они должны были считаться какими-то божествами или ассоциироваться с ними, в том числе — и во внешних признаках — изображениях и т. п. Описаний колонн у нас, к сожалению, нет, но сохранился стих раннеисламского поэта аль-Кумайта (776/77 — 840/41):

«Знаешь ли ты одинокое изображение газели на двух колоннах ( al-gariyyan )? Или ты не хочешь узнавать его? Или оно стало неузнаваемым?» [188, с. 996; 196, с. 189].

Этот стих, однако, неясен и не находит параллелей в других источниках, что не дает возможности привлекать его как аргумент в пользу одной из гипотез.

С другой стороны, если обмазывание колонн кровью являлось религиозным обрядом, оно должно было совершаться регулярно и следовать определенным правилам. В источниках мы читаем, что кровь на столпах принадлежала тем, кто не успевал вовремя укрыться от глаз правителя в день казней. Но таких людей вряд ли было много: трудно представить себе, чтобы лахмидские правители систематически истребляли собственных придворных или арабов-пустынников, рискуя вызвать ответ со стороны родов или племен, к которым принадлежали казненные, мятеж al-sam'i' и т. п. Более того, если следовать рассказу, восходящему к Хишаму аль-Кальби, уже сам аль-Мунзир III отменил свой обычай, который, следовательно, не распространился на других правителей династии. При таких обстоятельствах трудно говорить о традиции жертвоприношений. Далее, источники нигде не сообщают о разрушении двух столпов мусульманами — при том, что об уничтожении идолов, например, аль-Уззы, есть подробные сообщения. Будь столпы действительно идолами, это было бы очень странно. Наконец, не каждый символический жест обязательно носил сакральный характер (можно вспомнить хотя бы щит Олега на вратах Царьграда). Действия лахмидских царей можно объяснять и по-другому: оставляя кровь казненных на месте, открытом для всеобщего обозрения, они подчеркивали факт их смерти (в ином случае это могли быть, например, чучело на воротах, голова на пике и т. п.). В рассказе Хишама аль-Кальби обнаруживается показательная деталь: аль-Мунзир III, пусть и сожалея о казни, говорит, что никто не вправе перечить воле царя. Затем он велит, чтобы прибывавшие к нему посольства арабских племен проезжали между двумя столпами. Стало быть, два столпа со следами крови должны были стать для арабских племен видимым доказательством того, что Лахмиды твердо удерживают власть, не потерпят даже малейшего противодействия ей и готовы жестоко подавить любую оппозицию.

Другая проблема состоит в том, что мы практически ничего не знаем о языческих священнослужителях или хотя бы о смотрителях идолов. Можно лишь констатировать, что они были. Известно, что ан-Нуман III, заболев, первоначально обратился за помощью к священнослужителям при идолах ( kahanat al-asnam ), но это не возымело действия, и он принял решение креститься [74, ч. 3, с. 468] [307].

Не имея ясного представления об этих священнослужителях, мы не можем ответить и на другой вопрос — почему хирское язычество так быстро и почти без борьбы отступило, когда крестился ан-Нуман III. Как мы увидим далее, арабская среда на первых порах отнеслась к этому крещению с глухой неприязнью, но дальше дело не пошло. В дальнейшем традиционные верования и обряды совершенно исчезают из хирской жизни. Примечательно, что в рассказах источников о подчинении Хиры мусульманскому халифату мы нигде не встречаем упоминаний о разрушении идолов в городе или его окрестностях, что для того времени было обычным делом. Ничего не знает о традиционных верованиях хирцев Хишам аль-Кальби, составивший свод описаний аравийских идолов. При нынешнем уровне наших знаний объяснять уход хирского язычества можно лишь на основе исторического контекста. Как будет показано далее, вместе с ан-Нуманом крестились предводители войска и, насколько можно предполагать, немалая часть знати. Крестились, конечно, не все, но мы, зная решительность и непреклонность ан-Нумана, можем предполагать, что он расправился бы с теми, кто попытался бы выступить против него под предлогом возврата к традиционным верованиям. Наконец, можно представить себе, что после крещения ан-Нумана еще больший размах приобрела деятельность христианских проповедников, вследствие чего традиционные верования все более теряли поддержку знати и племен. В итоге получилось так, что некому было ни выступать за прежние верования с оружием в руках, ни даже бежать к племенам Аравии, чтобы продолжать борьбу с их помощью.