Дмитрий Мишин - История государства Лахмидов

О распространении зороастризма в Хире известно крайне мало. Мы знаем только одного жившего в области Хиры человека, о котором можно сказать, что он был зороастрийцем. В составленном митрополитом Басры Мар Ишоднэхом (жил в конце VIII в.) перечне основателей монастырей упоминается Мар Эвда, о котором сообщается, что он происходил из «страны арамейцев», из области, расположенной по соседству с Акулой (будущей Куфой), рядом с Хирой. Он был зороастрийцем, но впоследствии крестился [103, с. 486]. Похожие сведения сообщает и автор «Сииртской хроники», у которого, однако, Мар Эвда был родом из-под Хиры. Судя по тексту источника, Мар Эвда жил в конце VI — начале VII в. [74, ч. 3, с. 549].

Тем не менее влияние зороастризма в Хире чувствуется. Там было, несомненно, хотя бы одно святилище огня: воины персидского отряда нуждались в отправлении культа. Значит, были и священнослужители (мобеды), и смотрители священных огней (хирбеды). Вместе с воинами они образовывали прослойку носителей зороастрийской культуры, к которой приобщалось и арабское население. Ибн Хишам упоминает о курейшите по имени ан-Надир Ибн аль-Харис ( al-Nadir Ibn al-Harit ), жившем в первой трети VII в. Он бывал в Хире, слышал и запомнил много легенд о владыках персов, полководце Рустаме и царевиче Спандияде, а вернувшись в Мекку, пересказывал их соплеменникам [242, т. 1, с. 377, 449]. У нас нет сведений, что кто-нибудь в Хире обратился в зороастризм, однако такие случаи не кажутся невозможными. Во всяком случае, в условиях политического подчинения Лахмидов Сасанидам и присутствия в Хире персидского отряда тот, кто перешел в зороастризм, скорее улучшил бы свое положение, чем подвергся преследованиям.

Одна из самых больших загадок истории Лахмидов состоит в том, что за все время Сасаниды не сделали ни одной видимой попытки обратить их в зороастризм. Это кажется очень странным, если учесть, что Сасаниды были ревностными приверженцами зороастрийского вероучения, которое крайне неприязненно относилось к любому идолопоклонству. Объяснять эту веротерпимость Сасанидов следует, видимо, политическим расчетом. Как мы видели, Хосров I Ануширван, принимая решение о назначении правителем Хиры ан-Нумана, счел, что лучше всех управлять арабами сможет тот, кого они считают своим. В этом плане, несомненно, на роль правителя Хиры лучше всего подходил приверженец традиционных арабских верований — хотя пример рода Зурары Ибн Удуса свидетельствует в пользу того, что племенная среда могла принять и вождей-зороастрийцев. Вместе с тем, у нас нет оснований считать, что Сасаниды навязали предводителям даримитов зороастризм. Кроме того, Сасаниды обычно (впрочем, за некоторыми исключениями) не преследовали религиозные общины и не пытались обратить их членов в зороастризм только по причинам доктринального характера. Преследования начинались тогда, когда считалось, что те или иные не-зороастрийцы близки по вероучению к врагам — римлянам, а позднее византийцам (христиане) или враждебны к державе и господствующей религии (иудеи). Видимо, приверженцы традиционных арабских верований не давали Сасанидам оснований обвинять их в чем-либо подобном.

Согласно «Сокращенному изложению церковной истории» христианское вероучение проникло в Хиру уже при Амре I; первыми крестились Бану Лихьян, затем члены царского рода (начиная с Имру-ль-Кайса I) и, наконец, остальные [253, с. 132–133, 141]. Эти сведения восходят к хирским записям; в другой их передаче, у ат-Табари, мы читаем, что первым из лахмидских царей крестился Имру-ль-Кайс I [19, сер. 1, с. 833]. Однако они нуждаются в критическом осмыслении, так как не подтверждаются другими источниками; кроме того, непонятно, как получилось, что Лахмиды, крестившись в III в., до самого конца VI в. были приверженцами традиционных арабских верований.

В других источниках первые упоминания о христианах в Хире относятся к довольно позднему времени. В церковной истории Мари Ибн Сулаймана упоминается подвижник по имени Мар Эвидишо. Удостоившись епископского сана, он предпочел жизнь проповедника, оставил кафедру и отправился странствовать. На некоторое время он поселился на каком-то острове в Персидском заливе [308], а оттуда ушел в окрестности Хиры, где построил церковь. Сообщение об этом помещено в рассказ о времени, когда епископом Ктесифона был Тумарса [111, ч. 2, с. 28–29], т. е. о периоде 388–396 гг. [309]

Один подвижник вряд ли смог бы воздвигнуть церковь, да и для кого он строил бы ее? Очевидно, в Хире уже была христианская община, о которой мы, к сожалению, для этого времени не имеем никаких достоверных сведений. Если исходить из исторического контекста, можно предполагать, что в Хиру уходили христиане из Ирака, укрывавшиеся от преследований, развязанных при Шапуре II (307/308 — 379/380). В пользу этого предположения говорят аналогия с последующими временами, когда в лахмидских владениях искали убежища преследуемые в Византии монофизиты, а также тот факт, что впоследствии хирская церковь являлась частью церкви Сасанидской державы и подчинялась главенству ее католикоса.

После смерти Шапура II преследования христиан утихли. В 388 г. Шапур III позволил избрать епископа Ктесифона, а в 410 г. Ездигерд I разрешил провести в столице собор, на котором был избран католикос. Можно представить себе, что и христианская община Хиры, избавившись от преследований, быстро росла. Уже в 410 г. в Хире был епископ по имени Хоша (Осия), который тогда подписал постановление упомянутого выше собора [144, с. 36]. В 20-е гг. V в. епископом был Шимун Ибн Ханзала ( Sim'm Ibn Hanzala ), который фигурирует в рассмотренных в Части I рассказах о крещении ан-Нумана I. Он принадлежал к общине Бану Фаран. Возможно, к ней через несколько десятилетий бежал из Йемамы Аййуб, предок Ади Ибн Зайда.

Далее в наших сведениях о христианах Хиры — большой пробел, который растягивается на несколько десятилетий. Но в любом случае, если судить по сведениям, относящимся к более поздним временам, христианская община продолжала существовать. Епископы Хиры подписали постановления церковных соборов 485 (Симеон) [310]и 499 (Илия) гг. [144, с. 53, 54, 59, 62, 66].

Еще один важный эпизод произошел несколькими годами ранее. Летом 482 или 483 г. по приказу царя Пероза был казнен католикос Сасанидской державы Бабой [3, с. 208]. Согласно «Сииртской хронике» жители Хиры забрали тело католикоса к себе [74, ч. 2, с. 102]. В том же источнике мы находим рассказы и о других подобных случаях. После смерти католикоса Акакия (497 или 498 г.) епископ Хиры увез его тело в свой город [74, ч. 2, с. 128]. Католикос Мар Ава (537–552) завещал похоронить его в Хире [74, ч. 2, с. 170]. После прощания верующих с Мар Авой в Селевкии, о котором повествуется в житии католикоса [72, с. 270–272], его ученик Каюра (о нем см. ниже) увез его тело в Хиру, где и похоронил. Над могилой Мар Авы был воздвигнут монастырь, который, согласно автору «Сииртской хроники», стоял и во время написания книги [74, ч. 2, с. 170; 111, ч. 1, с. 41]. Впоследствии, когда умер католикос Сэбришо (604 г.), возник спор между христианскими общинами Нисибина и Хиры за право похоронить его у себя. Хирцы выдвигали тот довод, что обычно именно у них хоронили католикосов [74, ч. 3, с. 503]. Естественно, предстоятеля церкви не стали бы хоронить там, где его могила могла бы подвергнуться поруганию или просто прийти в запустение. Стало быть, Хира уже с конца V в. считалась местом, где опасность этого не считалась значительной. Это, в свою очередь, указывает на отсутствие широких преследований и существование мощной христианской общины. Кроме того, само наличие почитаемых захоронений поднимало роль Хиры среди христианских общин Сасанидской державы.