Гай Аноним - После Рима. Книга вторая. Anno Domini 430-800

Дошедшими до нас произведениями античности мы обязаны Алкуину, Петру из Пизы, а также другим деятелям каролингского возрождения, которые установили традицию переписывания ан­тичных трудов. То, что не было скопировано в конце VIII — начале IX века, попросту не сохранилось и не дошло до нашего времени.

Очень интересными были технические средства воплощения реформы. Профессиональные копиисты разработали скорописный вариант мелкого курсива (минускула), который позволял раз­мещать на странице больше текста и был достаточно четким. Ка­ролингский минускул ускорял и удешевлял выпуск книги.

Рабан, аббат Фульдский (слева) и Алкуин (в центре)

подносят свои книги епископу Майнца Оттару.

Миниатюра, IX в.

Еще одно важное новшество, которым мы пользуемся прямо сейчас, — пробел между словами и фразами. До реформ Карла Великого текст писали слитно, без пробелов. Читать такой текст было трудно. Кто-то из ученых при королевском дворе предложил разделять слова точками, которые позднее стали обычными про­белами. Изобретение пробела для латинской письменности име­ло такое же значение, как для математики — изобретение нуля.

Рукописные книги дороги. Подсчитано, что на одно лишь Еван­гелие из Линдисфарна ушли шкуры полутора тысяч коров — из их шкур выделывали пергамент. Евангелий и других книг, пусть не в таком роскошном оформлении, требовались сотни. Однако у церкви хватало и средств, и ясности, как и с какой целью тратить выделенные деньги и ресурсы. Рост церковных доходов за счет взимания десятины позволил профинансировать учреждение скрипториев, работу копиистов и преподавателей латинского язы­ка, то есть поддерживать инфраструктурные институты христи­анской веры. Эти доходы тратились также на финансирование от­крывающихся повсеместно соборных и монастырских школ и на снабжение их дорогостоящими рукописными книгами.

Наведение порядка с взиманием церковной десятины обе­спечило денежный ресурс для продолжения реформы. Алкуин в письме к Карлу Великому касательно только что завоеванных языческих земель подает совет, выдающий в нем искусного по­литика:

«...ваше святое благочестие в своем премудром предвидении должно рассмотреть, будет ли хорошо при первом обращении к вере налагать бремя десятины на грубый народ, так чтобы каж­дый дом платил сполна; следует обстоятельно подумать о том: разве апостолы, самим Богом Христом наставленные и послан­ные для проповедования миру, спрашивали десятину или требо­вали ее?

Мы знаем, что сбор десятины с имущества — дело весьма хо­рошее; но все же лучше отказаться от десятины, нежели погубить веру. Мы сами, рожденные, воспитанные и наставленные в кафо­лической вере, и мы едва соглашаемся вполне на десятину с на­шего имущества. Во сколько же раз более воспротивится всякой щедроте их слабая вера, детский ум и дух жадный? Конечно, по утверждении веры, по укреплении в них обычаев христианства им, как людям более совершенным, можно будет предложить и бо­лее строгие правила, которые тогда уже не испугают христианскою религией умы, успевшие окрепнуть».

Образовательная цель реформы лучше всего изложена в ко­ролевском капитулярии «О церковном порядке»: «И пусть свя­щенники собирают около себя и приближают к себе не только де­тей рабского сословия, но и сыновей благородных. И пусть они устраивают читательные школы для мальчиков (scolae legentium puerorum). Иметь при каждом монастыре и епископстве хорошо исправленные псалмы, ноты, песни, грамматики и другие кафо­лические книги; потому что часто иные желают просить о чем-ни­будь Бога, и худо просят по неисправленным книгам. Не допускай­те ваших учеников портить те книги при чтении их или переписке.

И если нужно переписать Евангелия, или Псалтирь, или обедню, то пусть займутся тем взрослые люди и со всем тщанием». Число грамотных клириков существенно выросло уже при жизни Кар­ла Великого!

Церковная реформа коснулась и монастырей. Были введены строгие требования следования уставу Бенедикта Нурсийского. Устав был, правда, отчасти скорректирован: если Бенедикт тре­бовал делить день между молитвой, трудом и учением, то новая версия оставила монахам лишь молитву и учение, а физический труд возлагала на мирян.

Неутомимый Алкуин, выдающийся организатор, создал в Аа-хене нечто среднее между интеллектуальным клубом и элитар­ной школой — Придворную академию. Именно отсюда берет на­чало университетский курс «семи свободных искусств»: тривиум (грамматика, риторика, диалектика) и квадривиум (арифметика, геометрия, астрономия и музыка). В Академии вели дискуссии на сложные темы по примеру «Диалогов» греческих авторов, учились у классиков писать стихи и прозу. Эти ученые досуги разделили император, члены его семьи и придворные. В остроумных, дру­жеских беседах Академии все стремились блеснуть если не умом и талантом, то шуткой и знаниями.

Реформа проводилась фактически без участия римского папы. Карл ее оплачивал, и Карл ею руководил. Отстроив новую церковь, король по-прежнему стоял выше нее и сохранял власть над нею. Он созывал церковные соборы и навязывал им решения, и, не счи­тая себя крупнейшим богословом, король никогда бы не допустил, чтобы власть римского епископа превысила его собственную.

Реформы Карла Великого создали, объединили и распростра­нили общую латинскую христианскую культуру. Так возник за­падный христианский мир, а христианство стало основой цивилизационной идентичности людей Средневековья.

Изначальная причина многовекового диспута о filioque (то есть об исхождении Святого Духа не только от Бога Отца, но «от Отца и Сына») скорее политическая, чем догматическая. Этот спор вы­лился в серьезный конфликт, а затем привел к разрыву ортодок­сальной восточной церкви с римско-католической. В то же вре­мя спор о filioque помог достичь важных политических целей: во-первых, империя объединилась вокруг новых обрядов и но­вого порядка богослужения, а римские понтифики были вынуж­дены подчиниться. Во-вторых, было сведено на нет любое визан­тийское влияние в Италии и Западной Европе.

Такова ли была цель реформ Карла Великого? На этот вопрос ответа нет. Император вслед за своими позднеантичными пред­шественниками сумел оценить потенциал «мягкой силы» религии. Сам Карл Великий не ведал сомнений в христианской вере и це­нил ее способность воздействовать на подданных. Не считая себя опытным богословом, он, однако, стал собственным «министром по делам религии» и пользовался верой как инструментом поли­тической власти и контроля умов.