Сильвия Федеричи - Калибан и ведьма

все эти формы как экспроприацию земли, поскольку даже когда это делалось

без применения силы, утрата земель происходила против воли индивидуума

или общины, и подрывала их возможность к самообеспечению. Необходимо

упомянуть две формы экспроприации земли: войну (характер которой

изменился в этот период, война теперь использовалась в качестве средства для

преобразования территориальных и экономических отношений) и

религиозную реформу.

«[Д]о 1494 года войны в Европе были в основном мелкими, такими, которые можно охарактеризовать как краткие и нерегулярные кампании»

(Cunningham and Grell 2000: 95). Частенько они проводились летом, чтобы

дать крестьянам, которые составляли основную часть армий, возможность

сделать посевы; армии противостояли друг другу в течение длительных

периодов времени без особой активности. Но в XVI веке войны стали более

частыми, и появился новый тип войны, отчасти из-за технологических

инноваций, но главным образом потому, что европейские государства стали

прибегать к территориальным завоеваниям для урегулирования собственного

экономического кризиса, и богатые финансисты охотно в них инвестировали.

Военные кампании стали намного более продолжительными. Армии выросли

в десять раз, они стали постоянными и профессиональными [19]. Появились

82

наемники, которые не имели привязанности к местному населению; и целью

войны стало уничтожение противника, так что война оставляла после себя

опустошенные деревни, поля, усеянные трупами, голод и эпидемии, как у

Альбрехта Дюрера на картине «Четыре всадника Апокалипсиса» (1498) [20].

Это явление, чье травматическое воздействие на население отражено во

многочисленных

художественных

произведениях,

изменило

сельскохозяйственный ландшафт Европы.

Гравюра Жака Кало «Ужасы войны» (1633).

Мужчины, повешенные военными властями – бывшие солдаты, ставшие грабителями.

Уволенные солдаты составляли большую часть бродяг и нищих, которые заполонили

дороги Европы XVIIвека.

Также, многие арендные договоры были аннулированы, когда церковные

земли были конфискованы в ходе протестантской Реформации, которая

началась с массового захвата земель высшим сословием. Во Франции общее

желание завладеть землями церкви поначалу объединило низшие и высшие

классы в протестантском движении, но, когда землю начали распродавать, начиная с 1563 года, ремесленники и подёнщики, привлеченные заверениями, что они тоже получат свою долю и требовавшие экспроприации «со страстью, рожденной горечью и надеждой», были обмануты в своих ожиданиях (Le Roy Ladurie 1974:173-76). Также были обмануты крестьяне, которые стали

протестантами, чтобы освободиться от десятины. Когда они выступили за свои

права, заявив, что «Евангелие обещает свободу землевладения и превращение

арендной земли в собственную (enfranchisement)», они были жестоко

осуждены как разжигатели мятежа (там же: 192) [21]. В Англии, аналогично, у

многих земель поменялись хозяева во имя религиозной реформы. У. Д.

Хоскинс описал это как «величайшее перераспределение земли в английской

истории после норманнского завоевания», или, более кратко, как «Великий

грабеж» [22]. Однако, в Англии приватизация земли осуществлялась главным

образом через «огораживания», явление, которое стало настолько плотно

ассоциироваться с отчуждением у работников их «общего достояния», что в

83

наше время этот термин используется антикапиталистическими активистами

как обозначение каждой атаки на социальные пособия [23].

В XVI веке «огораживание» было техническим термином, означающим

совокупность стратегий английских лордов и богатых фермеров, используемых

для ликвидации общей земельной собственности и расширения своих

владений [24]. Они главным образом касались упразднения системы открытых

полей — соглашения, по которому крестьяне владели несмежными полосами

земли в неогороженном поле. Огораживание также включало установку

заборов на общинных землях и снос лачуг бедных крестьян, которые не имели

земли, но выживали за счет доступа к обычным правам [25]. Также большие

участки земли были огорожены для создания оленьих парков, в то время как

целые деревни были разрушены, чтобы освободить место для пастбищ.

Хотя огораживания продолжались и в XVIII веке (Neeson 1993), еще до

Реформации таким образом были уничтожены более двух тысяч сельских

общин (Fryde 1996:185). Уничтожение деревень было настолько жестоким, что

в 1518 и еще раз 1548 году Корона повелела провести расследование. Но

несмотря на назначение нескольких королевских комиссий, почти ничего не

было сделано, чтобы остановить эту тенденцию. Вместо этого началась

интенсивная борьба, которая вылилась в итоге в многочисленные восстания, сопровождавшиеся длительными дебатами о достоинствах и недостатках

приватизации земли, которые продолжаются и сегодня, спровоцированные

нападением Всемирного банка на последние на планете общины.

Коротко говоря, аргумент, предложенный «модернизаторами» от всех

политических перспектив, состоит в том, что огораживания способствовали

росту эффективности сельского хозяйства, а тяготы, которые они производили, с лихвой компенсировались значительным увеличением продуктивности.

Утверждалось, что земля была истощена, и если бы она осталась в руках

бедняков, то перестала бы производить (предвосхищая «Трагедию общин»

Гаррета Хардина) [26], в то время как захват земли богатыми позволил ей

отдохнуть. Другой аргумент связан с сельскохозяйственными инновациями и

состоит в том, что ограждения сделали землю более продуктивной, что

привело к расширению поставок продовольствия. С этой точки зрения любой

аргумент в защиту общинного землевладения отклоняется как «ностальгия по

прошлому», исходя из предположения, что сельскохозяйственный

коммунализм является отсталым и неэффективным, а те, кто защищает его, виновны в неоправданной привязанности к традициям [27].

Но эти аргументы не выдерживают критики. Приватизация земли и

коммерциализация сельского хозяйства не увеличили снабжение

продовольствием простых людей, хотя для рынка и на экспорт стало

производиться гораздо больше пищевых продуктов. Для трудящихся это

означало два столетия голода, так же, как и сегодня, даже в самых

плодородных районах Африки, Азии и Латинской Америки свирепствует

84