Сильвия Федеричи - Калибан и ведьма

И в самом деле, одной из центральных проблем нового механицизма

была механика тела, чьи составляющие элементы — от циркуляции крови до

9перевод из сборника «Меркантилизм» под ред. И. С. Плотникова, Ленинград, 1935 г.

169

динамики речи, от воздействия ощущений до сознательных и

непроизвольных движений — были разобраны на части и

классифицированы во всех своих компонентах и возможностях. «Трактат о

человеке» Декарта (опубликованный в 1664 году) [11] был настоящим

анатомическим справочником, хотя анатомирование, представленное в нем, скорее психологическое, чем физическое. Основной задачей проекта

Декарта было установление онтологического разделения между чисто

ментальной и чисто физической областями. Следовательно, каждому образу, поведению, ощущению давалось определение, их границы обозначались, их

возможности взвешивались с такой скрупулёзностью, что создавалось

впечатление, будто «книга человеческой природы» была открыта впервые, или точнее, был открыт новый континент, на который высадились

конкистадоры и принялись намечать пути, составлять списки его природных

ресурсов, оценивать его достоинства и недостатки.

Урок анатомии в Падуанском университете. Анатомический театр открыл публике

лишённое мистических покровов, вскрытое тело.

Иллюстрация из «FasiculodeMedicina», Венеция, 1494 г.

170

В этом Гоббс и Декарт были представителями своего времени.

Тщательность, с которой они исследовали детали телесной и

психологической реальности, снова появляется в пуританском анализе

склонностей и индивидуальных талантов [12]. Этот анализ стал началом

буржуазной психологии, в данном случае изучающей все человеческие

способности с точки зрения их потенциала для работы и содействия

дисциплине. Еще одним знаком нового интереса к телу и «изменения

нравов и обычаев прежних времен, благодаря которому стало возможно

вскрытие тела» (по словам врача XVII столетия) было развитие анатомии

как научной дисциплины, последовавшее за её длительным изгнанием в

интеллектуальное подполье в Средние века (Wightman 1972:90-92; Galzigna 1978).

Но в то же время как тело сделалось главным героем на философской и

медицинской сценах, отличительной чертой этих исследований стала

унизительная концепция, которую они формировали для тела.

Анатомический «театр» демонстрирует публике лишенное мистических

покровов, вскрытое тело, которое лишь теоретически можно рассматривать

как вместилище души, но фактически с ним обращаются как с отдельной

реальностью (Galzigna 1978:163—64) [14]. В глазах анатома тело является

фабрикой, что демонстрирует заголовок, который Андреас Везалий дал

своему эпохальному труду в «области препарирования»: «De humani corporis fabrica» (лат. «О строении человеческого тела»), 1543 г. Механистическая

философия уподобляет тело машине, часто с акцентом на его инертности.

Тело мыслится как грубая материя, полностью лишённая каких бы то ни

было рациональных качеств: оно не знает, не хочет, не чувствует. Тело — это

просто «сопряжение членов», как Декарт заявляет в своем «Рассуждении о

методе» (1973, Vol. I, 152) (на самом деле, Декарт заявляет это во втором томе

«Размышлений» — прим. перев.). Ему вторит Николя Мальбранш, который

в «Беседах о метафизике и религии» (1688) поднимает жизненно важный

вопрос «Может ли тело думать?», чтобы немедленно ответить «Нет, вне

всяких сомнений, ибо все изменения подобного усовершенствования

проявляются только в определенных отношениях расстояния; и очевидно, что такие отношения – это не ощущения, рассуждения, удовольствия, желания, чувства, одним словом, мысли» (Popkin 1966: 280). Для Гоббса

тело также являлось конгломератом механических движений, которые в

отсутствие автономного источника силы реагируют на основании внешних

причин, сочетанием влечений и отвращений, где все регламентировано, как

в автомате («Левиафан», Часть I, Глава VI).

Однако, в отношении механицизма справедливо то, что Мишель Фуко

утверждает касательно социальных дисциплин XVII и XVIII веков (Foucault 1977: 137). Здесь мы также находим другую точку зрения на средневековый

аскетизм, где умерщвление плоти имело чисто негативную функцию: стремление изобличить временную и иллюзорную природу земных

171

наслаждений, из которого следовала необходимость в отречении от самого

тела.

В механистической философии мы видим новый буржуазный дух, который подсчитывает, классифицирует, проводит различия и разрушает

тело только для того, чтобы рационализовать его возможности, стремясь не

просто к усилению его подчинения, но также к максимизации его

общественной полезности (там же: стр. 137-138). Вовсе не отрекаясь от тела, теоретики механицизма стремились концептуализировать его таким

образом, чтобы сделать его функционирование понятным и управляемым.

Поэтому гордость (а вовсе не сострадание), движет Декартом, когда он

настаивает на том, что «эта машина» (как он упорно называет тело в

«Трактате о человеке») всего лишь автомат, и его смерть стоит оплакивать

не более, чем поломку инструмента [15].

Конечно, ни Гоббс, ни Декарт не уделяли большого внимания

экономическим вопросам, и было бы абсурдно домысливать в их философии

повседневные заботы английских и голландских купцов. И все же, мы не

можем не заметить важный вклад, который их рассуждения о природе

человека внесли в нарождающуюся капиталистическую науку о работе.

Позиционировать тело как механическую материю, лишенную всякой

внутренней телеологии – «оккультных добродетелей», которые

приписывали телу как природная магия, так и народные суеверия того

времени – значило сделать очевидной возможность подчинения тела

рабочему процессу, который всё больше основывался на однообразных и

предсказуемых формах поведения.

Как только все его механизмы были разобраны, и само оно было

превращено в инструмент, тело могло быть открыто для бесконечного

манипулирования его силами и возможностями. Можно исследовать пороки

и пределы воображения, добродетели привычек, использование страха, возможность избежать определенных страстей, нейтрализовать их или

использовать более рационально. В этом смысле механицизм способствовал

усилению контроля правящего класса над природным миром, и прежде

всего, контроля над человеческой природой, что было самым необходимым

шагом. Так же как природа, сведённая до «Великой машины», могла быть