Сильвия Федеричи - Калибан и ведьма

Германии (традиционно считается, что это 6 млн. человек – прим. перев.), по

словам Энн Барстоу, основываясь на нынешнем устройстве архивного дела, мы

можем предположить, что примерно 200 000 женщин были обвинены в

колдовстве на протяжении трёх веков, и меньшее их количество были убиты.

Однако, Барстоу признаёт, что очень трудно установить, сколько женщин были

казнены или умерли под пытками.

«Многие записи [пишет она] не перечисляют приговоров, вынесенных судом … [или] не включают тех, кто умерли в тюрьме

… Другие, доведенные до отчаяния пытками, покончили с собой в

тюрьме … Многие обвиняемые ведьмы были убиты в тюрьме …

Другие умерли в тюрьме от пыток, которым подвергались»

(Barstow: 22-3).

Учитывая тех, кого казнили без суда, Барстоу приходит к выводу, что по

меньшей мере 100 000 женщин было убито, но она добавляет, что те, кто

253

сумели избежать этого, были «искалечены на всю жизнь», ибо женщин, обвинённых однажды, «подозрения и враждебность преследовали до самого

гроба» (там же).

Кристина Ларнер (1981) называет число женщин, казнённых в Шотландии

между 1590 и 1650 годами — 4500; но она также соглашается, что количество

может быть значительно большим, поскольку право проводить охоту на ведьм

также было дано местной знати, у которой были развязаны руки не только в

том что касалось ареста «ведьм», но и ведения записей.

[4] Две феминистские писательницы – Стархок и Мария Мис – поместили

охоту на ведьм в контекст первоначального накопления, придя к выводам, весьма схожим с теми, что представлены в данной работе. В «Грёзах о тьме»

(«Dreaming the Dark» 1982) Стархок связала охоту на ведьм с изгнанием

европейского крестьянства из общин, социальными последствиями инфляции, вызванной ввозом в Европу американского золота и серебра, и подъёмом

профессиональной медицины. Она также заметила, что:

«[Ведьмы] больше нет … [но] её страхи, и насилие, которому она

сопротивлялась всю свою жизнь, живут. Мы открываем газеты и

читаем те же самые обвинения безработных бедняков …

Экспроприаторы вторгаются в страны Третьего мира, разрушая

их культуру … грабя ресурсы земли и людей … Если мы включим

радио, мы услышим треск пламени … Но и борьба также

продолжает жить» (Starhawk 1997:218-9).

В то время как Стархок рассматривает охоту на ведьм в основном в контексте

подъема рыночной экономики в Европе, Мария Мис в своей книге

«Патриархат и глобальное мировое накопление» связывает её с процессом

колонизации и усилением доминирования над природой, которые

характеризуют капиталистическое господство. Она утверждает, что охота на

ведьм была частью попытки нарождающегося капиталистического класса

установить свой контроль над продуктивными возможностями женщин, и

прежде всего, над их созидательной силой в контексте нового полового и

международного разделения труда, основанного на эксплуатации женщин, колоний и природы (Mies 1986: 69-70;78-88).

[5] С позднего периода Римской империи, правящие классы с подозрением

относились к магии, как к части идеологии рабов и инструменту

неподчинения. Пьер Докес цитирует из «De re rustica» (лат. «Сельского

хозяйства») Колумеллы, римского агронома из Поздней Республики, который

в свою очередь цитирует Катона, говоря, что близость с астрологами, прорицателями и колдунами надо держать под контролем, потому что они

оказывают опасное воздействие на рабов. Колумелла рекомендовал, чтобы

вилики (рабы-управляющие) «не совершали жертвоприношений без приказа

от своего хозяина. Он не должен принимать ни прорицателей, ни колдунов, 254

которые пользуются суевериями людей, чтобы вовлечь их в преступление …

Он не должен быть близок с гаруспиками (гадателями по внутренностям –

прим. перев.) и колдунами, двумя сортами людей, которые отравляют

невежественные души ядом безосновательных суеверий» (цит. в Dockes 1982:213).

[6] Докес цитирует следующий отрывок из «Шести книг о государстве» Жана

Бодена (1576): «[М]огущество арабов росло только этим способом

[освобождением рабов или обещанием свободы]. Ибо как только капитан

Омар, один из военачальников Мехмеда, пообещал свободу рабам, которые

следовали за ним, он привлек на свою сторону такое их количество, что в

течение нескольких лет они сделались владыками всего Востока. Слухи о

свободе и завоеваниях, совершенных рабами, воспламеняли сердца рабов в

Европе, после чего они брались за оружие, сначала в Испании в 781 году, затем

в том же королевстве во времена Карла Великого и Людовика Благочестивого, как видно из эдиктов, выпущенных в то время против тайных сговоров между

рабами … Одновременно этот пожар разгорелся в Германии, где рабы, взявшись за оружие, потрясали города и имения князей, и Людовик, германский король, был вынужден собрать все свои силы, чтобы разгромить

их. Мало-помалу это принудило христиан ослабить рабство и освободить

рабов, исключая только некоторый подневольный труд…» (цит. в Dockes 1982:237).

[7] Самым важным документом, подтверждающим терпимость церкви к

магическим поверьям, считается «Canon Episcopi» (лат. «Епископский канон») X века, который называл язычниками тех, кто верил в демонов и ночные

полёты, утверждая, что такие «иллюзии» были проделками дьявола (Russell 1972:76-7). Однако, в своём исследовании охоты на ведьм в Юго-Западной

Германии, Эрик Миделфорт оспорил идею о том, что Церковь в Средние века

была настроена скептически и терпимо по отношению к колдовству. В

особенности он критичен к использованию «Епископского канона», утверждая, что написанное противоположно тому, как это было истолковано.

Поэтому не стоит делать вывод, будто Церковь попустительствовала

магическим практикам, из того что автор «Канона» атаковал веру в магию. По

словам Миделфорта, позиция «Канона» была та же что и у Церкви вплоть до

XVIII века. Церковь осуждала веру в то, что магические деяния возможны, потому что она считала манихейской ересью приписывание божественных сил

ведьмам и демонам. Тем не менее, она утверждала, что справедливо

наказывать тех, кто практикует магию, поскольку они затаили злую волю и

вступили в союз с дьяволом (Midelfort 1975:16—19).

Миделфорт подчеркивает, что даже в Германии XVI века, духовенство

настаивало на необходимости неверия в силу дьявола. Но он указывает, что: (а) большинство процессов были начаты и управлялись светскими властями, которые не интересовались теологическими рассуждениями;

255

(б) духовенство не делало различий между «злой волей» и «злодеянием», поэтому в конечном итоге многие священнослужители рекомендовали казнить