Сильвия Федеричи - Калибан и ведьма

ухудшение качества жизни пожилых женщин, следующее за потерей общин и

реорганизацией семейной жизни, в которой воспитание детей получило

приоритет за счёт той заботы, которая ранее уделялась старшим (Macfarlane 1970:205) [38]. Эти старшие теперь вынуждены были полагаться на своих

друзей или соседей чтобы выжить, или записываться в очередь на социальное

пособие, в то самое время, когда новая протестантская этика начинала

рассматривать милостыню как пустую трату и поощрение лени, а учреждения, которые в прошлом обслуживали бедных, разрушались. Некоторые нищие

женщины предположительно использовали страх, который внушала их

репутация ведьм, чтобы получить то, что им было необходимо. Но осуждалась

не только «злая ведьма», которая насылала проклятия и якобы портила скот, посевы или причиняла смерть детям своих нанимателей. «Добрая ведьма», которая делала волшебство своей карьерой, также наказывалась, зачастую еще

более сурово.

Исторически, ведьма была деревенской повитухой, врачом, прорицательницей или волшебницей, чьей привилегированной областью

245

компетенции (как пишет Буркхардт об итальянских ведьмах) были любовные

интриги (Burckhardt 1927:319—20). Городским воплощением такого типа ведьм

была Селестина в пьесе Фернандо де Рохаса («Селестина», 1499 г.). О ней там

написано следующее:

«У нее было шесть занятий, а именно: прачка, парфюмер, мастерица по изготовлению притираний и возвращению

утраченной девственности, сводница и что-то вроде ведьмы… Её

первое занятие служило прикрытием для всех остальных, и под

предлогом стирки белья многие служанки приходили в её дом… Вы

представить себе не можете, скольких она принимала. Она была

детским врачом; она брала лён в одном доме и несла его в другой, и

всё это было лишь предлогом, чтобы проникнуть куда угодно.

Любой мог сказать: «Матушка, идите сюда!» или «Вот идёт

госпожа!» Все знали её. И всё же, несмотря на свои многочисленные

обязанности, она находила время, чтобы посетить обедню или

вечерню» (Rojas 1959:17-18).

Более типичной целительницей, однако, была Гонстанция, женщина, которую судили как ведьму в Сан-Миниато, небольшом тосканском городке в

1594 году. Овдовев, Гонстанция профессионально занялась целительством и

вскоре прославилась по всей округе своими лечебными средствами и

заговорами от нечистой силы. Она жила с племянницей и двумя другими

вдовами...Её ближайшая соседка, тоже вдова, поставляла пряности для её

снадобий. Она принимала клиентов в своём доме, но также путешествовала

туда, куда ей было нужно, чтобы «пометить» животное, навестить больного

человека, помочь людям совершить месть или освободиться от последствий

проклятий (Cardini 1989: 51-58). Её инструментами были натуральные масла и

порошки, равно как и устройства, приспособленные для того, чтобы лечить и

защищать с помощью «взаимодействия» или «контакта». Не в её интересах

было вселять ужас в свою общину, поскольку она зарабатывала на жизнь

своим занятием. На самом деле, она была очень популярна, все ходили к ней

за исцелением или за предсказанием будущего, чтобы найти потерявшиеся

предметы или купить любовные зелья. Но это не спасло ее от преследований.

После Тридентского собора (1545—1563) Контрреформация заняла жесткую

позицию против народных целителей, боясь их влияния, глубоко

укорененного в культуре общин. В Англии судьба «добрых ведьм» была

предрешена в 1604 году, когда Яков I принял закон, устанавливающий

смертную казнь для всех, кто использовал духов или магию, даже если они не

причинили видимого вреда [39].

С преследованием народных целителей у женщин было отнято наследие

эмпирических знаний, касающихся трав и лечебных средств, которые они

накапливали и передавали из поколения в поколение. Эта утрата проложила

путь для нового вида огораживаний. Подъем профессиональной медицины

246

возвёл перед «низшими классами» стену неоспоримого научного знания, недоступного и чуждого, несмотря на видимость целительства (Ehrenreich and English 1973; Starhawk 1997).

Вытеснение народных целителей/ведьм докторами поднимает вопрос о

роли, которую развитие современной науки и научного мировоззрения

сыграли в подъеме и спаде охоты на ведьм. Существуют два противоположных

взгляда на этот вопрос.

«Ведьмин гербарий», гравюра Ганса Вайдица (1532). Звёздный глобус напоминает, что

«добродетели» трав усиливались при надлежащем расположении звёзд.

С одной стороны, мы имеем теорию, восходящую к эпохе Просвещения, которая считает подъем научного рационализма решающим фактором в

прекращении преследований. Как сформулировал Джозеф Клейтс (1985), эта

теория утверждает, что новая наука преобразовала интеллектуальную жизнь, создав новый скептицизм, поскольку «обнаружила, что вселенная есть

саморегулирующийся механизм, который не нуждается в прямом и

постоянном божественном вмешательстве» (стр. 162). Тем не менее, Клейтс

признает, что те же самые судьи, которые к 1650-м положили конец ведовским

процессам, никогда не подвергали сомнению реальность колдовства. «Ни во

Франции, ни где-либо еще, судьи семнадцатого века, которые положили конец

охоте на ведьм, не утверждали, что ведьм не существует. Как и Ньютон, и

другие ученые того времени, судьи продолжали считать, что

сверхъестественная магия теоретически возможна» (там же: стр. 163).

В действительности нет доказательств, что новая наука имела

освободительный эффект. Механистический взгляд на Природу, который

247

появился с подъемом современной науки, «расколдовал мир». Но нет

доказательств, что те, кто продвигали его, когда-либо выступали в защиту

женщин, обвинённых в колдовстве. Декарт объявил себя агностиком в этом

вопросе; другие философы механицизма (как Джозеф Гленвилл и Томас

Гоббс) решительно поддерживали охоту на ведьм. Конец охоте на ведьм

положило (как убедительно показывает Брайан Исли) – уничтожение мира

ведьм и установление общественной дисциплины, которой требовала

победившая капиталистическая система. Другими словами, охота на ведьм

завершилась к концу XVII века, потому что правящий класс к тому времени

утвердился в своей власти, а не потому что появился более просвещенный

взгляд на мир.

Остается вопрос, действительно ли развитие современного научного

метода можно рассматривать как причину охоты на ведьм. На этом настаивает