Жан Тюлар - Мюрат или Пробуждение нации

Воспользовавшись полученным преимуществом, Мюрат отослал королю Карлу IV на подпись документ, в котором тот отрекается от трона в пользу императора, датированный задним числом: якобы 21 марта. Со своей стороны новый король Испании, Фердинанд VII, прислал эмиссара с посланием, в котором он приветствовал командующего французской армией и сообщал ему о переменах в правлении. Когда 23 марта Мюрат вошел в Мадрид, он оказался арбитром в этом династическом споре.

Его вступление в город было многократно описано: богато обставленный военный парад, во время которого Мюрат гарцевал на коне в окружении своих мамлюков, гусар и драгун в ослепительно ярких мундирах. Там была лишь одна неудачная деталь: присутствие пехотинцев Монсея, молодых рекрутов, плохо одетых и изнуренных слишком продолжительными переходами. Толпа приветствовала эту армию, считая, что в город вошли сторонники Фердинанда. Последний пока был в Аранхуэсе. Необходимо было его там задержать, но неудачный маневр Богарне позволил ему тоже приехать в Мадрид. Когда Фердинанд 24 марта проник в собственную столицу, народное ликование достигло пароксизма. Мюрат же отошел в тень, делая вид, что дожидается официальной реакции императорского двора.

Меж тем в Париже Наполеон не думал торопиться. Ничего не объясняя, он одобрил действия Мюрата. Последнему нужно было бы воздать по справедливости. У многих нашлись претензии к нему. Его упрекали в том, что он подталкивал императора к неприятному решению. Это мнение обычно подтверждают письмом Наполеона Мюрату от 29 марта: «Господин Великий герцог Бергский, боюсь, что вы вводите меня в заблуждение относительно того, что произошло в Испании, и сами заблуждаетесь на этот счет. Все это крайне изумляет меня. Не думайте, что атакуете разоруженную страну, что достаточно лишь показать силу наших армий, чтобы подчинить Испанию. Революция 20 марта доказывает, что испанцам не занимать энергии. Вы имеете дело с новым, молодым народом: он готов обрести всю смелость и весь энтузиазм, встречаемые у людей, не испорченных политическими страстями». Наполеон определяет направление будущего сопротивления: «Аристократия и клир — хозяева Испании. Если они убоятся за свои привилегии и само свое существование, они поднимут против нас огромные человеческие толпы и сделают эту войну бесконечной. Сейчас у меня есть сторонники; если же я превращусь в завоевателя, я лишусь их всех». И еще отчетливее: «Я не одобряю ваше решение чересчур быстро овладеть Мадридом. Надо держать армию в десяти лье от столицы...» И наконец, с угрозой: «Я сам подумаю о соблюдении ваших интересов, оставьте попечение об этом. Португалия остается в моих руках. Пусть никакой план собственного продвижения не занимает вас и не руководит вашим поведением; это повредит мне, а вам — еще больше, нежели мне» [199] Письмо воспроизведено и блестяще проанализировано в критическом издании «Мемориала Святой Елены», выполненном М. Дюнаном ( Mémorial de Sainte-Hélène , op. cit ., t. I, pp. 899–900). .

Это письмо, вошедшее в официальную переписку Наполеона, ранее опубликованное в «Мемориале Святой Елены», — фальшивка. Тьер полагал, что документ был подлинным, но его никогда не отсылали. Граф Мюра в книге «Мюрат — наместник Императора в Испании» доказал, что речь может идти только о сфабрикованном тексте: он не согласуется с другими посланиями, нет никакого намека на него во всей прочей корреспонденции императора; его стиль не похож на стилистику других депеш. Пора отбросить сомнения. Цель этого подлога — обелить Наполеона, избавив от какой бы то ни было ответственности за скверно обернувшуюся испанскую авантюру, а всю вину взвалить на незадачливого Мюрата.

По правде говоря, тот лишь предвосхитил желания императора. Разве уже с 27 марта, приняв решение, Наполеон не предлагал испанскую корону своему брату, ответившему: «Я — не управляющий провинцией»? Итак, когда Мюрат вступал в Мадрид, Наполеон уже решил свергнуть с престола Бурбонов.

Фердинанд, обосновавшись в Эскуриале, несмотря на явное недовольство Мюрата, вознамерился царствовать. Однако он был вынужден считаться с присутствием французских войск. Вначале народ думал, что они пришли ускорить падение Годоя. Но понемногу иллюзии растаяли. Богарне, посол, благоволивший Фердинанду, был внезапно заменен г-ном де Лафоре. Мюрат получил подкрепление в лице Савари, имевшего репутацию исполнителя грязной работы при Наполеоне. Миссия Савари заключалась в том, чтобы приготовить торжественный въезд императора в страну, после того как из нее будут удалены все Бурбоны. Тогда корона перейдет к одному из братьев императора.

Из этой вязи интриг и была сплетена байоннская ловчая сеть. О ней все известно. Ибо Наполеон пригласил короля и его супругу встретиться с ним вне Испании, а вместе с ними — Фердинанда VII и экс-министра Годоя. Там они и должны были бы уладить свои семейные дела. А очутившись во власти Наполеона, члены царствовавшего дома были обречены лишь повиноваться. Отречение Карла IV Фердинанд признал не имевшим места (4 мая). Восстановленный на престоле монарх назвал Мюрата своим наместником в Испании, а на следующий день и сам отрекся от престола в пользу Наполеона.

Но в Мадриде ко всему этому отнеслись отнюдь не благосклонно. Французское присутствие сразу оказалось невыносимым. Днем солдат встречали проклятиями, по ночам их подстерегали в темных переулках и закалывали кинжалом. Мюрат получил прозвище «большой кочерыжки» ( Grand Troncho de berzag ) , а Бонапарта называли «Малапарте» [200] Обыгрывая: buona parte — «благой удел» и mala parte ( исп .) — «недобрый удел». ( Примеч. пер .) . Стоило солдатам появиться в каком-либо публичном месте, горожане уходили оттуда, таким образом демонстрируя свою враждебность. Уже произносились церковные проповеди об «освобождении» Испании, да и песня не обходила стороной «оккупантов».

Путешествие Фердинанда в Европу усилило напряжение в обществе. 1 мая в воскресенье крестьяне, пришедшие на городские рынки, с возмущением восприняли это известие. Наперекор пожеланиям хунты, заместившей Фердинанда на время его отсутствия, Мюрат вознамерился отправить в Байонну инфанта дона Франсиско и его сестру, королеву Этрурии. Инфант был единственным из принцев крови, оставшимся в стране, в нем воплощались последние народные упования, при том что национально-освободительный пыл населения принимал день ото дня все более непреклонные формы.

В понедельник 2 мая при виде карет, выстроившихся у королевского дворца, из всех глоток исторгся крик: «Они похищают его у нас!», а зрелище французских мундиров лишь подлило масла в огонь. Город охватил бунт. Одиночных солдат убивали на месте, слишком малочисленные патрули, рискнувшие отправиться в глубь простонародных кварталов, не вернулись. Штатским везло больше: некоторым удалось укрыться в домах дружественно настроенных испанцев.