Ирина Свенцицкая - Изгои Вечного города. Первые христиане в Древнем Риме

Последние слова призваны подчеркнуть гностическую идею непостижимости Иисуса.

Плод жизни — как и в версии В, здесь скорее всего имеется в виду плод Древа жизни, которое отождествлялось в ряде христианских учений с Крестом. Судья в этой фразе или сам Иисус, или Бог, который будет судить человечество.

Фрагменты древнеславянского Евангелия детства близки сирийскому варианту и отражают идеи гностиков.

Дальнейший текст совпадает в основном с версией А.

Ср. рассказ Евангелия от Луки о гибели галилеян, кровь которых Пилат смешал с жертвами их и о гибели людей при обвале башни (13: 1–5). Возможно имеются в виду эти события.

Чистым местом в Септуагинте называется место для жертвоприношений, а также храм (Лев. 4: 12; 6: 4).

В Ветхом Завете жрецам предписывалось одеваться в льняные одежды, а после жертвоприношений надевать новые одежды (Лев. 6: 4).

В Евангелии от Иоанна Иисус говорит, что вода, которой Он напоит, сделается источником воды, текущей в жизнь вечную (4: 14).

По-видимому, жрецы и старейшины обвиняли Иисуса в нарушении религиозных постановлений; резкие слова Его послужили поводом, чтобы забросать Его камнями.

Излечение прокаженного упоминается в синоптических Евангелиях (Мк. 1: 40–44; Мф. 8: 2–3; Лк. 5: 12–14), но не совпадает полностью с папирусным фрагментом..

Ср. похожий эпизод в канонических Евангелиях (Мк. 12: 13–17; Мф. 22: 16–21; Лк. 20–25), где Иисус говорит: «…Отдавайте кесарю кесарево, а Богу Божие». В Евангелии Фомы сказано: «Дайте Цезарю то, что принадлежит Цезарю, дайте Богу, то, что принадлежит Богу, и то, что Мое, дайте это Мне» (104).

Слова пророка Исаии приводятся но тексту Септуагинты (29: 13).

Предположительное значение отрывка по мнению издателя папируса Белла: Иисус задает вопрос: когда хозяин спрятал семя в тайное место так, что оно стало невидимо, как могло его богатство стать неизмеримым? Когда ученики были в недоумении, Иисус набрал воды в руку, разбрызгал ее но земле (или окропил ею дерево) и тотчас земля (дерево) дала множество плодов.

Для этой женщины Иисус был Мессия из рода Давида; в каноническом Евангелии от Марка так называет Иисуса слепой (Мк. 10: 47–48).

Вероятно, речь шла о подготовке к крещению в Иордане. В каноническом Евангелии от Марка рассказывается, что после ареста Иисуса за ним следовал юноша закутанный в пелену (покрывало — 14: 5–51). Возможно, эти два эпизода были в первоначальном тексте Евангелия связаны друг с другом.

Саломея упоминается в каноническом Евангелии среди женщин, присутствовавших при распятии и среди жен-мироносиц (Мк. 15:40; 16:1).

Дословно — «не принял». Ср.: Лк. 8: 40: «Когда же возвратился Иисус, народ принял Его» (в значении стал слушать).

Деление на главы и стихи условно, оно сделаны издателями апокрифа (Robinson J.A., James М. К. The Gospel according to Peter and Revelation of Peter. L. 1892).

В предшествующей фразе речь по всей вероятности шла о том, что Пилат умыл руки (ср. Мф. 27: 24). Ирод Антипа — главный судья в этом отрывке, поскольку он был правителем Галилеи, и Иисус был его подданным, поэтому и вопрос о выдаче тела Пилат решает вместе с Иродом.

Иосиф из Аримафеи упоминается и в новозаветных Евангелиях, там он назван членом синедриона, не участвовавшем, однако, в суде над Иисусом, но об его дружбе с Пилатом ничего не сказано.

Имеется в виду предписание ветхозаветной книги Второзаконие: «Если в ком найдется преступление, достойное смерти, и он будет умерщвлен, и ты повесишь его на дереве, то тело его не должно ночевать на дереве, но погреби его в тот же день» (21: 22–23).

Неясно, кто совершает издевательство; в канонических Евангелиях — римские воины; из дальнейшего контекста следует, что казнь (и издевательства) осуществляли римляне (только они имели право ее осуществлять и написать на кресте формулировку вины, а также привести для распятия злодеев). Для читателей апокрифа эта ситуация была ясной. Автор ко всем врагам Иисуса применяет слово «они» (т. е. чужие, не верящие).

Из канонических Евангелий только у Матфея говорится, что Иисусу дали желчь, смешанную с уксусом (27: 34); в остальных Евангелиях упоминается только уксус. Цельс говорит только о том, что Его напоили желчью (Ориген. Против Цельса, IV, 22). Слово желчь по-гречески означало и отраву.

Употребление этого слова может быть воспринято как торжественное выражение вместо «умер» (ср. русское «отошел»).

Т. е. третий час после полудня.

В подлиннике употреблено слово, обозначающее тонкую ткань, типа кисеи. В русском переводе употребляется слово «плащаница» (Мк. 15: 46).

В древности было распространено приготовление при жизни места для захоронения. В Евангелии от Петра, как и в канонических Евангелиях, употреблены слова, имеющие значение гробницы, а не гроба — как в синодальном переводе.

В обвинениях, выдвинутых против Иисуса, было обвинение в том, что Он собирался разрушить Храм (Мф. 27: 40; Мк. 15: 29). Вероятно, ученики боялись, что это обвинение могло распространиться и на них. Единственный реальный способ уничтожить Храм — поджечь его.

Т. е. день Воскресения.

Ни один из учеников, согласно рассказу, не был свидетелем ни воскресения Иисуса, ни разговора с Пилатом: они не могли на это претендовать, так как прятались все вместе. Этот рассказ — стремление реконструировать и конкретизировать чудо Воскресения, чему их отсутствие давало возможность.

Подразумевается все та же иудейская верхушка, которая могла быть охвачена гневом против учеников Иисуса, поскольку они не знали того, что произошло ночью.

На самом деле, если следовать евангельским рассказам, учеников Иисуса в это время должно было быть одиннадцать — без Иуды Искариота. Однако в отдельных местах Нового Завета число двенадцать продолжает применяться к ученикам Иисуса и после Его распятия: Фома назван в Евангелии от Иоанна «одним из Двенадцати» (20: 24). В Первом послании к коринфянам апостола Павла сказано, что Иисус явился Кифе (т. е. Петру), потом Двенадцати (15: 5). Уже после явлений Иисуса ученики выбрали двенадцатым Матфию, чтобы сохранить священное для иудеев число, связанное с двенадцатью коленами Израиля. Вероятно, употребление этого слова в апокрифе — дань привычному словоупотреблению.