Норберт Элиас - Придворное общество

Людовик XIV конечно же не создал механики церемониала. Но благодаря особым возможностям, предоставляемым его социальной функцией, он использовал, укрепил и развил ее, причем со своей, новой точки зрения. Эта точка зрения примечательным образом отличалась от той, в силу которой механику церемониала поддерживала вовлеченная в нее знать. Конкретный пример того, как функционировал церемониал в руках короля, дополнит приведенное выше описание и может наглядно пояснить значение его для короля [88].

Сен-Симон, в связи с некоторым спором о положении в обществе, оставил военную службу. Он сообщил королю, что, к сожалению, не может более служить по причине нездоровья. Король этого не любил. Сен-Симон узнал по секрету, что, принимая это известие, Людовик сказал: «Еще один нас покидает».

Вскоре после этого Сен-Симон в первый раз вновь отправился в спальню короля. При этом некое духовное лицо, как всегда, несло особенного вида канделябр, хотя комната была ярко освещена. Король всякий раз указывал одного из присутствующих, которому этот клирик должен был передать канделябр. Это было знаком отличия. Было точно предписано, как это должно происходить. «Вы снимали перчатку, — говорит Сен-Симон, — выступали вперед, держали светильник в те минуты, когда король ложился в постель, а затем отдавали его первому камердинеру». Сен-Симон, понятно, весьма изумился, когда в этот вечер король назначил его держать светильник, хотя он и оставил армейскую службу.

«Король, — замечает при этом Сен-Симон, — сделал это, потому что был раздражен на меня, и не хотел, чтобы это заметили. Но это было и все, что я получил от него на протяжении трех лет. В это время он пользовался любым незначительным поводом, чтобы показать мне свою немилость. Он не говорил со мною, взглядывал на меня только будто бы случайно, не говорил мне ни слова о моей отставке из армии».

Линия поведения Людовика XIV в этом деле чрезвычайно показательна: здесь, как видим, этикет еще не стал тем таинственным «perpetuum mobile», которым никто более не управляет, но, с точки зрения короля, с ним однозначно соединена совершенно определенная цель. Он не только придерживается традиционной иерархии. Этикет повсюду заключает в себе сферы свободного выбора, и король распределяет их как заблагорассудится, для того чтобы, даже в мелочах, определять авторитет людей при дворе. Монарх использует то настроение умов, которое соответствует иерархически-аристократическому строю общества, он использует конкуренцию придворных за престиж и монаршую милость. Точно отмеряя милость, в которой состоит при нем человек, король может варьировать, в зависимости от своих конкретных целей господства, иерархическое положение и вес отдельных людей в рамках придворного общества, а вместе с тем также смещать по своей надобности существующие в этом обществе напряжения и его внутренний баланс Механика этикета еще не окаменела — она составляет в руках короля в высшей степени гибкий инструмент господства.

Уже выше при рассмотрении придворного менталитета в связи с жилищами стало ясно, с какой тщательностью и сознательностью, с какой примечательной калькуляцией престижа проводилась здесь дифференциация расположения и украшения помещений. Сцена «отхода ко сну» короля, как ее описывает Сен-Симон, показывает аналогичное поведение в несколько ином контексте. Одновременно она еще несколько отчетливее показывает нам функцию этой тщательной дифференциации и нюансировки всех проявлений человека в придворном обществе: король немного оскорблен, но он не набрасывается на виновного с криком и бранью. Он владеет собой и выражает свое отношение к Сен-Симону чрезвычайно выверенным жестом, который точно, до малейшего оттенка передает степень той немилости, какую король считает желательным выразить в данном случае. Небольшой знак отличия в соединении с невниманием к Сен-Симону в остальном представляет собою отмеренный ответ на его поведение. И эта взвешенность, этот точный расчет того положения, в котором один человек находится по отношению к другому, эта характерная сдержанность аффектов типичны для линии поведения короля и людей при дворе вообще.

Что порождает эту линию поведения? Попытаемся вначале проверить, какую функцию выполнял расчет в этой позиции, соблюдение оттенков в отношении человека к человеку для большинства придворных.

Все они более или менее зависели лично от короля. Поэтому малейший оттенок в обхождении короля с ними имел для них значение, он был зримым показателем их положения по отношению к королю и их позиции в придворном обществе. Но эта ситуация зависимости в то же время, через множество посредствующих моментов, влияла на обхождение придворных людей друг с другом.

Иерархическое положение их в рамках придворного общества определялось, конечно, прежде всего, рангом их фамилии, их официальным титулом. Но одновременно, сплетаясь с этой иерархией и модифицируя ее, в придворном обществе складывалась много более дифференцированная, еще не получившая институционального оформления и быстрее изменяющаяся актуальная иерархия, определявшаяся той милостью, в которой состоял человек у короля, его властью и значением в рамках придворной системы сил. Существовала, например, институциональная иерархия между герцогами, которая в существенной мере определялась древностью их домов. Эта иерархия была точно закреплена юридически. Но в то же время герцог из младшего дома, благодаря своим отношениям с королем, или с его фавориткой, или с какой-нибудь могущественной группировкой, обладал, может быть, большим весом, чем герцог из старшего дома. Реальное положение человека в системе социальных связей придворного общества определялось всегда обоими этими моментами: официальным его рангом и сиюминутной силой его положения. Но моменты второго рода имели, в конечном счете, большее значение для обхождения придворных людей с ним. Позиция, которую занимал тот или иной человек в придворной иерархии, была поэтому крайне нестабильна. Приобретенный кем-либо сиюминутный вес непосредственно побуждал его стремиться к повышению своего официального ранга. Каждое такое повышение необходимо означало вытеснение других. Поэтому вспыхивала борьба особого рода, единственная, не считая воинских подвигов на королевской службе, которая была возможна для придворной знати: борьба за положение в придворной иерархии.

Одна из интереснейших битв такого рода была та, которую вел герцог Люксембургский против шестнадцати старших его по рангу герцогов и пэров Франции. Сен-Симон начинает свое подробное описание этого конфликта следующими словами, которые наглядно иллюстрируют названные только что две стороны придворной иерархии и способ их взаимного влияния [89]: