Татьяна Гусарова - Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия

Выявить внутреннюю структуру шляхты даже в отдельно взятом регионе оказывается весьма не просто [536] См.: Wyczanski A. Uwarstwienie spoleczne. S. 9–26; idem. La structure de la noblesse polonaise. P. 112–113. . И дело не только в том, что мера богатства была разной в отдельных землях, а величина доходов зависела не только от размеров владения и количества крестьян, но и от степени включения во внутрипольские и международные рыночные связи. Дело и в том, что наряду с имущественными факторами был ряд других, которые предопределяли место того или иного дворянина в социальной иерархии. Скажем, бедный шляхтич, занявший влиятельные позиции при дворе крупного магната, обладал в обществе много большим весом, чем его богатый сосед, не связанный ни с какой магнатской группировкой или семьей. Держатель королевщин, обладая незначительным собственным состоянием, мог стремительно обогатиться и даже передать управляемые им королевщины как бы по наследству своему сыну. Шляхтич, ставший епископом, автоматически оказывался в высших слоях польского общества и т. д. Поэтому необходим какой-то комплексный критерий для оценки реальной внутренней иерархии шляхетского сословия.

Одним из составных элементов этого критерия, конечно, станет имущественный статус дворянина. А. Зайончковский предлагал выделять в землевладельческой шляхте 4 слоя: «загоновую» шляхту, фактически не имеющую запашки, но имеющую приусадебное хозяйство; шляхту, владеющую долей фольварка; фольварочную шляхту; магнатерию. Среди безземельной шляхты он предлагал выделить чиншевую, городскую и шляхту, прислуживающую при дворе магнатов, церковных иерархов, зажиточных владельцев фольварков [537] Zajqczkowski A. Op. cit. S. 32–33. . А. Вычанский предлагает несколько другую классификацию отдельных слоев шляхты [538] Wyczanski A. Uwarstwienie spoleczne. S. 26–69. . Однако оба историка отдают себе отчет в том, что реальная картина социальных связей была еще пестрее, богаче и сложнее. Например, А. Вычанский считает, что выделить среднюю шляхту на основе имущественного критерия просто невозможно, потому что переходные, пограничные состояния будут в этом случае чрезвычайно разнообразны, и средняя шляхта в них как бы растворится. Поэтому средняя шляхта — «скорее политическая и культурная, чем социально-экономическая категория» [539] Idem. La structure de la noblesse polonaise. P. 113. .

Сама шляхта в XVII в., хотя и настаивала каждодневно на принципе равенства шляхтичей-братьев, которые вне зависимости от социального ранга должны были в официальной обстановке обращаться друг к другу через выражение «пан-брат», ясно отличала различные слои своего сословия. Документы сохранили соответствующую терминологию, в которой различались « nobilis » и « generosus », « generosus » и « illustris », « illustris » и « magnifex ». В 1634 г. шляхта Русского воеводства на сеймике в Вишне досадовала на то, что новая лжешляхта, состоящая из узурпаторов шляхетских достоинств и герба, осмеливается подписываться не только « nobiles », но и « generosi ». В. Лозинский очень проницательно пишет, что шляхетское представление о равенстве было очень своеобразным, градуированным. «Его очень характерной в своей противоречивости формулой было « par super parem » [540] Loànski IV. Prawem i lewem. Obyczaje na Czerwonej Rusi w pierwszej polowie XVIII wieku. Т. I. Kraków, 1960. S. 236; ср.: Ihnatowicz I., Mqczak A., ZientaraB. Op. cit. S. 282–292. . При этом тенденции к внутреннему расслоению и дезинтеграции шляхты возобладали в XVII–XVIII вв., в то время как XVI в. принес бесспорную консолидацию дворян, не нарушенную ни религиозными конфликтами, ни серьезными политическими столкновениями и оставившую твердую мифологему равенства в шляхетском самосознании вплоть до конца XVII в. Эта мифологема уживалась даже с таким явлением, как шляхетская клиентела или ленная шляхта в XVII–XVIII вв. Существование клиентелы, практики прямой «покупки» голосов и личной преданности магнатам не было ни для кого секретом. Например, француз де Нуайе в донесении о Польше в 1662 г. писал: «В каждом воеводстве наиболее важные паны стремятся к популярности и успеху среди мелкой шляхты. Чтобы завоевать ее на свою сторону, они часто устраивают пиры для шляхты и назначают пенсии тем, кто имеет наибольшее влияние среди шляхтичей. И когда завоюют на свою сторону шляхту в воеводстве, выбирают послов на сейм и дают им инструкции по своей воле» [541] Цит по: Zajqczkowski A. Op. cit. S. 44. . Фольварочная шляхта боролась против такого явления и добилась в конце XVII в. постановления об исключении безземельной шляхты из числа участников сеймиков. Однако это постановление, как и многие другие, не исполнялось, и «шляхтичи-гречкосеи» продолжали «нелегально» участвовать в сеймиковых дебатах, препирательствах и выборах, в чем были горячо заинтересованы магнаты.

Отношения между мелкой безземельной и вовсе пауперизованной шляхтой и ее богатыми патронами строились на квазифеодальной основе. Это был тот «неофеодализм» или «незаконнорожденный феодализм», существование которого отмечено во всех европейских странах в первые века Нового времени [542] Billaçois F. La crise de la noblesse européenne (1550–1650). Une mise au point // Révue d'histoire moderne et contemporaine. Vol. 23. 1976. № 2. P. 262–263. . Суть его во «внеюридических связях, которые объединяли могущественного дворянина-защитника и скромного дворянина, расплачивающегося преданной службой» за покровительство [543] Ibid. P. 263. . Однако для Польши — в силу многочисленности мелкой и безземельной шляхты — это явление было особенно характерно. Оно едва ли не определяло репутацию и облик типичного польского шляхтича. В нем было много комических черт, о которых пластично и проникновенно написал В. Лозинский [544] Lozinski W. Op. cit. S. 267 nast. . Чего стоит факт присутствия на военных смотрах большого числа шляхтичей, вооруженных деревянными палками или, в лучшем случае, секирками! «Благородный Иван Заплатынский явился с ружьем для охоты на птиц и секирой; благородный Федор Добровланский из Братковиц присутствовал на смотре personaliter , пеший, с палкой; благородный Иван Ясинский Волович явился пешком, с палкой; благородный Роман Гошовский — personaliter , пешком, с палкой» — бесстрастно сообщают львовские гродские книги [545] Ibid. S. 276. .

Именно из этих шляхетских слоев рекрутировались низшее духовенство, наемные отряды магнатов, служащие хозяйственной администрации шляхетских и магнатских фольварков и ключей, просто собутыльники и льстивые прихлебатели можновладства. При этом именно служба при дворе магната становилась самым надежным путем к социальной карьере, потому что ни воинская доблесть, ни церковная деятельность, ни служба в суде или канцелярии не давали сколько-нибудь надежных шансов для шляхтича — «выдвиженца» [546] Zajqczkowski A. Op. cit. S. 48; Loäriski W. Op. cit. S. 238. . Та же шляхта, которая не стремилась стать парвеню и довольствовалась унаследованным статусом, в рамках сельской приходской общности в каждодневной жизни фактически смешивалась с крестьянами. Это видно на примере локальных исследований. Например, изучив функционирование рядовой приходской общины в середине XVII в., Ц. Кукло пришел к выводу, что в ней стирались сколько-нибудь четкие сословные границы. У 42 % крестьянских детей свидетелями на крестинах выступали шляхтичи. Обратная ситуация встречается реже, но тоже не является неожиданной. При этом, правда, соблюдается и некая иерархичность: верхушка шляхетского общества не снисходит до роли крестных отцов в крестьянских семьях, а шляхтичи попроще, участвуя в крестинах у богатых крестьян, очень редко оказывают подобную честь беднякам [547] Kuklo C. Funkcjonowanie spolecznosci parafialnej na tie analizy rejestracji chrztów parafii Trzcianne. 1600–1654 // Spoleczehstwo staropolske. T. III. Warszawa, 1983. S. 189–228. .