Евгений Добренко - Поздний сталинизм: Эстетика политики. Том 1

Карташов называет Мичурина «эмпириком-дедуктивистом», Мичурин называет Карташова «канцеляристом». Карташов преподает в Московском университете биологию. О его трудах Мичурин говорит с нескрываемым презрением:

Читал с состраданием ваши сочинения, полные жалких заблуждений, на которые обрекло вас ничтожество практических знаний. Не забывайте, что студенты – сыновья рабочих и крестьян, что они призваны перестроить земледелие революционными темпами, а не плестись столетия с вашим поэтическим сюсюканьем, что природа неизменна… Вы думаете, этот цветок яблони существует вечно? Чепуха! Измените условия, и эта яблоня через тысячу лет превратится в сливу или во что-нибудь другое… Я взял на себя много. Я не обожатель законов природы. Я – творец!

Довженко щедро наделил речь своего героя суггестивными риторическими пассажами. По выходе фильм стал своего рода историческим обоснованием знаменитой сессии ВАСХНИЛ. Он придавал происшедшему в науке персональное и историческое измерения. Юренев даже представил мысленный диалог зрителя с героем:

Миллионы зрителей пришли и спросили: что скажет нам о Мичурине советский фильм? Ведь не раз вспоминается это имя колхознику, склонившемуся над всходами нового урожая, над первой зеленью будущего леса; садоводу, вырастившему яблоню где-нибудь в Сибири; ученому, идущему в бой против реакционной науки; любому советскому человеку, преодолевающему трудности на пути к новому.

И фильм сказал:

«– Мы не можем ждать милостей от природы: взять их у нее наша задача…»

«– Восстану и создам изменчивость в природе по своему желанию…»

«– Я не обожатель канонов природы, я – творец» [1018].

Эти афоризмы Мичурина на разные лады выражали главную идею лысенковской «мичуринской биологии» – о наследовании приобретенных признаков и вытекающей отсюда возможности сознательного управления процессами изменения форм растений и животных, возможности управления развитием природы. Она была атрибутирована в фильме селекционеру, превращенному в «великого русского ученого», который якобы творчески развил Дарвина, произведя переворот в биологии. Он был начат Мичуриным и завершен следующим поколением советских ученых во главе с Лысенко в их борьбе с реакционными идеалистическими учениями Моргана – Менделя – Вейсмана. Как сформулировал идею картины один из критиков,

непобедимая правда фильма «Мичурин» сокрушает все каннибальские доводы поджигателей новой войны, все трупные теории вейсманов, морганов, менделей и прочих мракобесов от науки. Фильм открывает человечеству перспективу цветущего сада и изобилия продуктов, если человечество станет на путь великого русского революционного народа, поднявшего своим примером на победоносную борьбу с капиталистическим миром народы Европы и Азии. Фильм «Мичурин» на понятных самому непосвященному зрителю примерах разбивает в прах все сатанинские теории врагов материалистического естествознания [1019].

Довженко завершал свой рассказ о Мичурине как бы в преддверии новой науки, в ожидании Лысенко. В конце жизни, когда его чествуют, Мичурин весь – в ожидании наследников. Неведомых для него, но знакомых зрителю – свидетелю и участнику торжества «мичуринской науки». В сценарии это описано так:

Долго был он яростным львом среди безмятежных стад, орлом в клетке, полководцем без армии. Долгие годы пожирала его ясность завоевательской цели, но величие триумфа победы, предугаданной его гением, раздирало его душу своей почти сказочной отдаленностью и полстолетия придавало ему вид маниака. И вот, наконец, он увидел свою армию. Она пришла, примчалась, прилетела к нему, многочисленная, молодая, пылающая страстью наступления. Она одержала уже ряд блистательных побед в небольших стычках с противником и, приветствуя своего полководца, сверкала радостью, мня себя уже у вершины завоеваний. Но, как и все почти дорогое в жизни, армия пришла слишком поздно. He ему уже вести ее в поход, не ему громить противника с академических трибун. Изберут борцы других, менее опытных, но крепких духом командиров и пойдут в великий поход на природу, унося с собой, быть может, одно лишь его имя. Для завершения похода не хватало всего лишь пятидесяти лет.

Важную роль в «Мичурине» играет утверждение советской исключительности. И в самом деле, «мичуринская наука» не имела никаких шансов за пределами сталинского режима. Эта ее неконвертируемость трактовалась как уникальность. Так мечтать, как мечтал русский садовод, не умел никто, достичь тех успехов, которых достиг он, также не удавалось никому. Поэтому фильм начинается с приезда американцев, которые произносят явно преувеличенные похвалы Мичурину. Ученый Майерс заявляет: «То, что я видел, гениально. Вы, мистер Мичурин, удивительный человек, и я никогда уже вас не забуду. Я говорю, стоило приехать из Америки, чтобы пожать вашу руку. Я счастлив… Это грандиозно по силе и глубине замысла. Я впервые здесь ощутил, что может человек. Это почти сверхъестественно… Это поразительно! Я объехал всю планету. Я видел растительный мир, но самое главное о нем я познал здесь». Ему вторит бизнесмен Берд: «Да, это поразительно. Я приехал сюда, чтобы выразить вам благодарность всех садоводов Канады за вашу вишню. В этом году в Канаде вымерзли все вишни. Осталась только ваша. Это великолепно, не правда ли?» Эти дифирамбы нужны лишь для того, чтобы рецензенты смогли рассказать о том, как Мичурина посещают «деловитые до наглости американцы, предлагавшие купить и самого „мистера“ Мичурина, и его сад, и даже окружающий русский пейзаж и получившие горделивый отпор» [1020].

Известно, впрочем, что историю про американцев, которые постоянно приезжали сманивать его в Америку, Мичурин рассказывал неоднократно в целях саморекламы и для мобилизации поддержки со стороны советского правительства, для расширения своего хозяйства и получения государственных субсидий. История эта была в целом плодом его фантазии. Хотя Франк Мейер из Министерства сельского хозяйства США действительно дважды приезжал в Козлов, он не предпринимал попыток уговорить Мичурина покинуть родину. Он хотел лишь купить у Мичурина некоторые сорта растений, но когда назначенная им цена оказалась слишком высокой, сделка не состоялась [1021].

Сверхзадача картины Довженко – превращение Мичурина в «великого русского ученого». Полуфольклорный персонаж, чудак не только превращается в ученого, но помещается в пантеон российской науки и искусства. Во время празднования начала ХX века академик Пашкевич произносит патетический тост о величии русского народа:

– Что принесет двадцатый век науке? России? Человечеству? В эту минуту торжественных ожиданий обратим свои взоры к нapoду, оглянем век ушедший. Какую изумительную силу обнаружил в нем русский народ при наличии даже ужаснейших условий. Гигант Пушкин, волшебный Глинка, Гоголь, Лермонтов, Некрасов, великий Толстой!