Нэнси Митфорд - Влюбленный Вольтер [Voltaire in Love]

Мадам Дени, должно быть, благодарила свою счастливую звезду за то, что та уберегла ее от молодого Шам- бонена и от прозябания в глухой Шампани, окруженной горами и болотами.

Весной 1738 года оба сирейских философа представили на конкурс, объявленный Академией наук, труды о природе огня. Ни Вольтер, ни мадам дю Шатле премий не получили. Победу одержал Эйлер, сказавший что-то новое о частоте тепловых волн. Две другие работы, гораздо менее значительные, чем у Вольтера и мадам дю Шатле, больше устроили академиков, потому что их авторы остались верны Декарту. Впоследствии было признано, что в своем исследовании Вольтер опередил современную ему физику. Он вплотную подошел к пониманию явления окисления, которое в его время считалось загадкой. Любовники спокойно приняли поражение, объяснив его своей приверженностью Ньютону. “Во Франции добропорядочным гражданином считается лишь тот, кто верит в вихри”. “Мы еретики философии”.

Официальное предубеждение против Ньютона осложняло Вольтеру публикацию его новой книги “Элементы философии Ньютона” (или “Ньютон для обыкновенного читателя”). Не желая больше никаких передряг и встрясок, он отправил рукопись цензору и прямо испросил позволения ее напечатать. Цензор избрал тактику каменной стены: не отвечал ни да, ни нет, не возвращал рукопись и не предлагал никаких исправлений. Проходили месяцы. Вольтер передал список произведения своему голландскому издателю, но, стремясь соблюсти форму, предупредил его, что книга не должна увидеть свет до получения разрешения во Франции. Он тщетно ждал ответа из Версаля. В конце концов случилось то же, что и всегда. В Голландии вышло незаконное издание. Оно пестрело опечатками, но, хуже того, в него без всяких объяснений были вставлены несколько глав, состряпанных неким голландским физиком. Вольтер впал в отчаяние. Этот последний труд был ему особенно дорог, и он мечтал его обнародовать. Недели и месяцы неизвестности уже подорвали его нервы, а значит и здоровье. Эмилия говорила: “Его чувствительность в подобных делах, наверно, естественна, но неразумна”, однако любой писатель поймет, что он должен был испытать, когда увидел эту подделку, полную ляпсусов, от которых его враги, конечно, придут в неописуемый восторг. Фридрих, получив экземпляр, тут же известил Вольтера, что беседовал о книге с Гравезандом, и тон последнего ему, Фридриху, не совсем понравился. Не удивительно, отвечал несчастный Вольтер, ведь в добавленных без его ведома главах есть неуважительные намеки на Гравезанда. Голландский издатель напечатал на титуле: “Элементы философии Ньютона, растолкованные для всех”, и аббат Дефонтен не преминул сострить, что это должно читаться: “растолченные для всех”.

Вольтер с болезненной одержимостью стал распалять себя против аббата, теперь казавшегося ему олицетворением всех враждебных сил. Он послал Тьерьо следующую эпиграмму, прекрасно зная, что через несколько дней она облетит весь Париж:

Это было и не мудро, и не великодушно. Дефонтен устал слышать обвинения в педерастии. В своем “Обозрении” он нанес ответный удар, заметив, что престарелый философ, бросающий философию и берущийся за стихи, просто-напросто смешон, чего нельзя сказать о старом поэте, увлекшемся философией. Однако жаль, что старый поэт исповедует ньютонианство, которое осуждено всеми истинными учеными.

Вольтер разразился блестящим и очень тенденциозным памфлетом «Предохранитель от “Обозрения”», в котором прошелся по всем ошибкам, когда-либо допускавшимся как автором, так и наборщиками журнала, всем погрешностям против грамматики, фактов, вкуса и здравого смысла. Он вырывал фразы из контекста и глумился над ними. Он опять вытащил на свет божий старую историю о том, как спас аббата от костра и как неблагодарный отплатил ему гнусным пасквилем. Дефонтен уже стал довольно хорошим журналистом, но, как всем представителям его профессии, ему часто приходилось писать в спешке. Наборщики в то время были на редкость невнимательны и необразованны. В общем, Вольтеру, с его метким глазом и острым пером, ничего не стоило расчихвостить аббата. “Предохранитель” появился не под именем Вольтера. Его автором был объявлен некий кавалер де Муи, литературный поденщик, которому Вольтер иногда помогал. Якобы Муи, прочитав в “Обозрении” несколько статей против господина де Вольтера, взял на себя смелость написать господину де Вольтеру, с которым не знаком, и вот его ответ. В качестве ответа приводился рассказ о неблагодарности Дефонтена и о сожженном Тьерьо пасквиле. Совершенно очевидно, что каждое слово “Предохранителя” могло выйти только из-под пера Вольтера, но он этого никогда не признавал. Хитрец говорил Тьерьо, что аббату несомненно следовало преподать урок, но если бы с ним посоветовались, он порекомендовал бы Муи еще поработать над стилем. “За всем не доглядишь”.

“Предохранитель” вышел в ноябре 1738 года. Аббат времени не терял и двенадцатого декабря напечатал “Вольтероманию, или Письмо молодого адвоката”. В нем “молодой адвокат”, антипод кавалера де Муи, защищает своего друга Дефонтена и льет грязь на Вольтера. “Вольтеромания” тяжеловесна и не слишком остроумна, но в каждой ее фразе — жало. Ее цель — показать, что Вольтер безумен, зол и опасен. Для этого супостата рода человеческого нет ничего святого, ни в прошлом, ни в настоящем. “Молодой адвокат” берется за дело с энтузиазмом. Он начинает с сочинений Вольтера. Пьесы, говорит он, пользуются успехом только потому, что они откровенно богохульны. “История Карла XII” — это унылое собрание замшелых старых анекдотов. “Философические письма” отвратили от Вольтера всех приличных людей, поэтому теперь он вынужден жить вдали от Парижа. “Элементы философии Ньютона” сделали его посмешищем для всех серьезных ученых. Затем “молодой адвокат” переходит к пресловутому мифу о спасении аббата Вольтером, заявляя, в общем-то не без основания, что если даже Вольтер и приложил руку к его освобождению, впоследствии он неоднократно обвинял Дефонтена в преступлении, за которое того даже не судили. И тут аббат (или “молодой адвокат”) выкатывает тяжелое орудие. Единственным оправданием Вольтера в его безжалостной травле собрата-писателя всегда был клеветнический пасквиль, появившийся после выхода аббата из тюрьмы и сожженный Тьерьо. Этого пасквиля на самом деле не существовало. Господин Тьерьо, который уже начал (и кто его за это осудит?) раскаиваться в дружбе с таким мерзавцем, как Вольтер, утверждает, что в глаза его не видел. А кто тогда видел? Никто. Вся история — очередная Вольтерова выдумка.