Нэнси Митфорд - Влюбленный Вольтер [Voltaire in Love]

Наконец все разошлись по опочивальням, и, Боже милостивый, как она спала! Она проснулась только в двенадцать, такая одеревеневшая после вчерашнего восхождения, что едва могла пошевелиться. Прекрасная дама навестила ее утром, еще более ласковая, чем прежде. Мадам де Графиньи из вежливости проглядела “Предохранитель”, и еще Вольтер прислал ей в комнату экземпляр “Ньютона”. Похоже, в этом доме не обедают, так что она целый день читала “Ньютона”, чтобы за ужином не ударить в грязь лицом. Ей достало ума кое- что понять. Пока она ломала над ним голову, к ней явилась посетительница в образе мадам де Шамбонен, здешней соседки дю Шатле, которая днюет и ночует в Сире. Она точь-в-точь как маленькая толстушка в “Крестьянине, вышедшем в люди” Мариво, но очень симпатичная и просто боготворит Вольтера. Бедняжка, здесь ее тиранят, запирают в комнате и велят прочитывать все, что есть в библиотеке, а она от этого не умнеет. Мадам де Шамбонен пробыла у нее недолго. Потом зашел Вольтер, но она его выставила, потому что у нее в комнате сквозняк, а он страшно простужен. Каково? Выставить самого Вольтера! После этого притащился хозяин и докучал ей часа два, пока ее не спас Вольтер, прислав к ней слугу с приглашением пожаловать к нему. Ее не пришлось просить дважды!

К флигелю Вольтера ведет главная лестница. Из крошечной передней вы сразу попадаете в его спальню, маленькую комнату с низким потолком, зимой задрапированную бархатом. Ее стены частично обиты гобеленами, но в основном отделаны позолоченными панелями, в которые вставлены картины. Мебель китайская. Зеркала, лакированные угловые шкафчики, фарфор, часы, поддерживаемые аистами, и множество других ценных вещей — всё в одном стиле. На блюде для колец — двенадцать перстней с гранеными и резными камнями и два с бриллиантами. Кругом такая чистота, что можно целовать паркет. Спальня открывается в длинную галерею с тремя окнами, между которыми стоят две изящнейшие маленькие статуи на лакированных постаментах. Одна — Венера Фарнезская, другая — Геракл. Два шкафа, с книгами и с научными приборами, располагаются по бокам печи, от которой пышет таким жаром, что в галерее тепло, как весной — скоро эту печь закроют фигурой Купидона. Стены обшиты желтыми лакированными панелями. Там много мебели, часов и так далее и так далее. Единственное, чего там нет — это удобного кресла. Видно, в телесном комфорте Вольтер не нуждается.

Ужин ее разочаровал. На нем присутствовал один скучный тип по имени Тришато, кузен господина дю Шат- ле, и с ним пришлось разговаривать. Однако потом она немного поболтала с Вольтером. Он опять вспомнил о Пан-Пане и сказал, что тот непременно должен чего-то добиться в жизни. “Пусть отец его выгонит, как меня”.

У Сен-Ламбера‘ все-таки есть талант. Кстати, Сен-Лам- бер давал ей какое-то поручение к Вольтеру, но она запамятовала какое. Не может ли Пан-Пан выяснить, что ему нужно?

Вчера был ее день. В одиннадцать утра они пили кофе в галерее. Вольтер вышел в халате, у него действительно ужасающая простуда. Потом прекрасная дама провела мадам де Графиньи по своей половине. В сравнении с ее покоями Вольтеровы меркнут. Ее спальня обшита бледно-желтыми и голубыми панелями, альков обит индийскими обоями, кровать покрыта голубым муаром — все, даже корзинка для собачки, подобрано по тону. Зеркала в серебряных рамах сверкают. Большая стеклянная дверь, разукрашенная, словно табакерка, ведет в библиотеку, отделка которой еще не завершена. Там будут картины Паоло Веронезе. Рядом с альковом крошечный будуар, такой хорошенький, что хочется опуститься на колени. Панели в нем голубые, а потолок расписан учеником Мартена, трудившимся здесь последние три года. В каждой панели — картина Ватто. На каминной доске с консолями работы Мартена множество прелестных безделушек и янтарный письменный прибор, присланный кронпринцем прусским с какими-то стихами. Огромное кресло и два пуфика для ног обиты белой тафтой. В этом божественном будуаре одно окно, выходящее на террасу с великолепным видом. По другую сторону алькова — гардеробная с мраморным полом, обшитая серым деревом и увешанная очаровательными эстампами. Все выдержано в строгом вкусе, включая шторы из кружевного муслина. Когда они закончили осмотр, мадам дю Шатле задержала гостью в спальне и полтора часа посвящала ее в подробности тяжбы, которую семья ее мужа вынуждена вести вот уже восемьдесят лет. Как ни странно, время пролетело незаметно. Прекрасная дама рассказывала так занимательно, что невозможно было не увлечься. Еще она показала мадам де Графиньи свои драгоценности, более роскошные, чем у мадам де Ришелье. Помнится, в бытность ее в Краоне, она не имела даже черепаховой табакерки. Теперь у нее их по крайней мере двадцать — и золотых с драгоценными камнями, и баснословно дорогих новомодных, с эмалью по золоту, не говоря уж о яшмовых и хрустальных часах, усыпанных бриллиантами шкатулках, кольцах с редкостными камнями и бесчисленных побрякушках. Мадам де Графиньи была просто поражена, потому что дю Шатле никогда не были богаты.

Прибыла почта — для мадам де Графиньи ничего, как это печально. Теперь она опишет свою комнату. Ну, что сказать, она очень просторная и очень темная с одним маленьким плохо пригнанным продуваемым окошком, выходящим на унылую гору, до которой, кажется, можно дотянуться рукой, настолько она близко. [Чистая ложь, такой горы в Сире нет.] На стенах гобелены с огромными уродливыми фигурами, невесть кого представляющими. Кровать задернута занавесками, которые сами по себе очень милы, но совершенно не сочетаются друг с другом и потому выглядят чудовищно. Камин крошечный и такой глубокий, что в нем можно сжечь целый лес, не разогрев при этом помещение. Обстановку составляют старомодные стулья, комод и единственный столик у кровати. Она ненавидит эту отвратительную комнату. У ее горничной и то лучше, хотя там вообще нет окна. Кроме покоев, занятых Вольтером и мадам дю Шатле, здесь все омерзительно неряшливо, и это правда.

Теперь, когда Пан-Пану известно устройство дома, они поговорят о людях. Кронпринц прусский вроде бы присылал сюда посольство, чтобы доставить свой портрет и забрать “Век Людовика XIV”. Судя по всему, он красавец и чем-то похож на господина де Ришелье. Вольтер подбирает для мадам де Графиньи книги — и еще рукописи. Какая жалость, что она не может их переписать и послать своему Панпишону. Кстати, Пан-Пан должен крайне осторожно передавать ее рассказы, потому что она ни в коем случае не хочет недоразумений с этими людьми. Не может ли он быть душкой и сходить для нее к Латуру за тем желтым полосканием, которое так хорошо помогает от мерзких пупырышков, выскакивающих у нее во рту, а потом переправить его в Сире? Только Латуру не нужно говорить, что это для нее, потому что она задолжала ему порядочную сумму. Доброй ночи, доброй ночи — она отправляется на ужин, наедаться на весь завтрашний день.