Нэнси Митфорд - Влюбленный Вольтер [Voltaire in Love]

В Брюсселе между Эмилией и принцессой Турн-унд- Таксис разыгралась безобразнейшая сцена. Принцесса объявила, что король остановится у нее, а Эмилия позволила себе возразить ей: раз Фридрих собственность Вольтера, то жить он должен только у него. Фридрих в компании Мопертюи, Альгаротти и Кайзерлинга держал путь в Брюссель. Предполагалось, что Вольтер и Эмилия, встретив его в Антверпене, привезут на улицу де ла Гроссе-Тур, где король проведет несколько дней инкогнито. Но, не доехав ста пятидесяти миль до Брюсселя, Фридрих занемог. Тут же послав за Вольтером, он предупредил, что к великому своему сожалению чувствует себя слишком скверно, чтобы принять женщину. Раздосадованная мадам дю Шатле со скрипом согласилась одолжить королю Вольтера на несколько дней. Поскольку задержать его не представлялось возможным, оставалось сделать хорошую мину при плохой игре. Болезнь Фридриха, Эмилия в этом не сомневалась, была уловкой, чтобы заманить Вольтера, но тот оказался в самом деле нездоров. Фридрих признавался своему другу Иордансу, что увидев философа, ощутил головокружение и слабость.

Вольтер отправился в путь в полнолуние и через два дня (11 сентября 1740 года) прибыл в заброшенный замок Мойланд возле городка Клеве. Здесь, в огромной, темной, пустой комнате он и нашел короля: тщедушного паренька в халате из голубой байки четвертый день кряду бил озноб. Подобно всем хроникам, Вольтер чувствовал себя у постели больного, словно рыба в воде, он мигом расположил к себе короля, сосчитав тому пульс. Он прописал Фридриху лекарство иезуитов (хинин), избавившее, по его словам, от лихорадки короля Швеции, пояснив, что несходство душ и умов двух монархов наверняка не мешает их организмам функционировать одинаково. Фридрих сказал, что попросит об отпущении грехов, если присутствие Вольтера не спасет его. После чего, поднявшись с постели, король оделся и пообедал с друзьями. За три дня они сполна насладились общением, беседуя о том, о сем, о бессмертии Души, о судьбе, о свободе воли и мужчинах-женщинах Платона. Вольтер, без сомнения, испортил бы себе все Удовольствие, явись он с обоими дю Шатле. Он прочитал вслух свою новую пьесу “Магомет”, которая привела присутствовавших в восхищение. Он помог Фрид- Риху написать манифест к епископу Льежскому, где высказывались определенные претензии. Чрезмерно увлекшись и позабыв о своих пацифистских принципах, Вольтер радовался тому, что бумагу епископу повезут две тысячи солдат. Вольтер подарил Фридриху новую книгу мадам дю Шатле, и король, не поскупившийся при нем на похвалы, сказал потом друзьям, что жалкую стряпню Кенига украсили несколько блестящих поправок Вольтера. Какое однако счастье выпало женщине, обладающей им! Любой, кто побудет в его обществе, без труда создаст классическое произведение, была бы хорошая память.

Для Вольтера свидание оказалось событием вполне заурядным. Король безусловно обаятелен и может быть украшением любой компании. В общем — второй Сиде- виль (Пирон любил называть Фридриха “северным Тьерьо”). Но ему приходилось напоминать себе о том, что человек, обожавший поболтать с ним, устроившись в ногах его кровати, командует сотней тысяч солдат. Просто чудо, что этот сын коронованного людоеда, взращенный среди животных, проникся глубочайшей любовью к французской цивилизации! Фридриха встреча не разочаровала, ему лишь сильнее захотелось отлучить Вольтера от его Эмилии. Когда королю пришло время возвращаться в Берлин, он настоял, чтобы Вольтер, не заезжая к ней в Брюссель, отправился в Гаагу по делам “Анти-Макиавелли”.

В Гааге Вольтер удостоился чести поселиться в “Старом дворе”, начисто лишенном удобств дворце Фридриха, где разместилось посольство Пруссии. Дворцу было двести лет, и Вольтер описал его былое великолепие в стихах — прогнивший пол, дырявая крыша, позолоченные комнаты без окон и дверей, чердаки, забитые ржавым оружием. Были во дворце и книги, но читали их разве что крысы: самая густая в Европе паутина закрывала переплеты от любопытных глаз.

И все же адрес подкупил философа, недаром на письмах к некоторым французским друзьям, не самым высокородным, значилось: “ Гаага, дворец короля Пруссии”. Фридрих выиграл у Эмилии первый раунд.

Но мадам дю Шатле рук не опустила. Ей пришла в голову мудрая мысль: надо помирить Вольтера с французскими властями и выхлопотать ему приглашение к здешнему двору. Эмилия понимала, если Вольтеру окажут гостеприимство дома, ни один немец в мире не утащит его к себе. Собрав пожитки и прихватив с собой мужа, она, покинув Брюссель, помчалась в Фонтенбло, куда перебрался двор, и начала кампанию в защиту Вольтера. Одной доброй покровительницы они, увы, лишились: герцогиня Ришелье умерла второго августа после долгой болезни, явившейся следствием трудной беременности. Герцог был в большом горе. “ Вы довольны своим исповедником?” — спросил он у жены. — “Да, ведь священник не запретил мне любить вас,” — ответила она. Герцогиня добавила, что желает только одного — умереть на руках у мужа. Так и случилось. Вольтер, Мо- пертюи и многие другие очень жалели о ней. Одна из немногих женщин, она по-настоящему дружила с мадам дю Шатле.

Впрочем, у Эмилии было немало и влиятельных дру- зей-мужчин, которых она никогда не стеснялась беспокоить. Обхитрив Фридриха, она вынудила и его похлопотать за Вольтера через своего посла. Король понимал, что играет наруку врагу, но куда ему было деваться? Мадам дю Шатле отвезла письмо Вольтера кардиналу Фле- ри вместе с роскошным экземпляром “Анти-Макиавелли”. Вольтер напоминал его преосвященству о днях, проведенных в Вилларе. Он писал, что недавно покинул автора книги и вскоре намерен снова посетить его. Быть может, кардиналу нужно что-то передать Фридриху? Вольтер, большой любитель примерить новый кафтан, решил, что ему подойдет роль неофициального посредника между французским и прусским дворами. Фридрих был весьма недоволен маркизом де Валори, недавно назначенным послом Франции в Берлине. Валори держался развязно, любил поучать и разговаривал с Фридрихом тоном бывалого солдата, наставляющего не нюхавшего пороха юнца. Король жаловался Вольтеру: “Я не перестаю опасаться, что, приняв меня за фортификацию, он бросится в атаку”. У Вольтера имелись свои причины сердиться на посла, хотя они и не были знакомы: тот распространил слух, что философ вынужден жить в Брюсселе, так как выслан из Парижа. В конце концов, и король и Вольтер полюбили “толстяка Валори”, как называл его Фридрих (возможно обоих подкупил превосходный повар последнего, которого Вольтер, по его признанию, “обожал”). Но тогда он еще не причислял Валори к “тем, кого хотелось бы пригласить к обеду”. Итак, Вольтер подал кардиналу Флери идею создания дипломатического представительства нового толка, и пока тот ее обдумывал, Европа пришла в движение.