Нэнси Митфорд - Влюбленный Вольтер [Voltaire in Love]

Год 1740 оказался роковым сразу для трех коронованных особ. Вслед за прусским королем Фридрихом Вильгельмом в конце октября на одной неделе скончались император Священной Римской империи Карл VI и русская императрица Анна. Карл VI не оставил наследника по мужской линиии и, по соглашению с другими европейскими правителями (Прагматической санкции 1713 г.), завещал престол своей двадцатитрехлетней дочери Марии Терезии. Но, не успел он отойти в мир иной, как все участники договора вспомнили, что и у них есть жены или наследницы, родственные связи с которыми дают им право возглавить империю. Европа волновалась. “Эта смерть поколебала мои пацифистские убеждения”, откровенничает Фридрих в письме к Вольтеру, завершая его французскими виршами:

Четверостишие нельзя сказать, чтоб изящное, зато откровенное. Флери написал философу, находившемуся в Гааге. Он не знает человека честней и порядочней Вольтера. Но тот слишком долго не хотел взрослеть. В молодости Вольтер водил дружбу с великими мира сего, и эта компания оказалась для него неподходящей. Знатные влиятельные друзья дурно повлияли на Вольтера. Высоко и по заслугам ценя его, они однако предоставили ему излишнюю свободу. Теперь сам Вольтер это понял, и в письме, доставившем кардиналу непередаваемую радость, отзывается о религии уважительно. Любой цивилизованный человек обязан исполнять свой долг перед королем и Создателем, истина, известная даже варварам. Вооружившись подобными мыслями, Вольтеру пора вернуться на родину. Страна гордится его талантами, поэтому используя их впредь как патриот, он завоюет себе немеркнущую славу.

Позиция властей по отношению к Вольтеру была намеренно смягчена в письме. Бывшему enfant terrible пора браться за ум. Мудрый старик священник давал Вольтеру шанс сослужить службу отечеству, вместо того, чтобы сидя у его границы, насмешничать и дразнить гусей. Флери велел ему поехать в Берлин и выяснить, каковы планы Фридриха в связи с изменившимся положением в мире. Самого Флери, старого (ему было восемьдесят семь) и разумного правителя страны, не нуждавшейся в расширении территории, устраивал status quo, но раз другие жадничали и зарились на чужое, то и он был готов пересмотреть свои взгляды. Почему Фридрих внезапно кинул войска в Силезию? Флери перелистал “Анти-Макиавелли”, но там не нашлось ответа. Сейчас у него было два официальных посла в Берлине: Валори и маркиз де Бово, и оба они пребывали в недоумении. Возможно, Фридрих будет откровенен со своим новым другом?

Обрадованный Вольтер, плюнув на Эмилию, во весь опор помчался в Берлин. Наряду с доверенной ему важной миссией было у него там и несколько собственных мелких делишек. Он хотел добиться от Фридриха, чтобы тот возместил ему карманнные расходы, связанные с “Анти-Макиавелли”, и заплатил Тьерьо за его еженедельные корреспонденции, а также за книги и брошюры, которые тот вот уже четыре года отправлял королю из Парижа. Вольтера сопровождал некий Дюмолар, ориенталист, протеже Тьерьо, нацелившийся на должность королевского библиотекаря.

Вторая встреча Вольтера с Фридрихом вышла менее восторженной, чем предыдущая. Фридриха огорчил предъявленный ему счет, где, среди прочего, значились и расходы на путешествие в Берлин. “Придворный шут обошелся мне слишком дорого”. На протяжении всей их долгой дружбы Фридрих обвинял Вольтера в скаредности. Известный скупердяй, уж он-то знал, что это такое. Но в переписке Вольтера с Муссино философ предстает воплощением щедрости. Ему, конечно, не нравилось быть обманутым, особенно в мелочах. Но, потеряв на своих спекуляциях многие тысячи ливров, Вольтер вовсе не был убит горем. Он не стенал как Шейлок, однако полагал, что у Фридриха нет причины не отдавать долгов. Его настойчивость заставила короля придти к достаточно нелепому выводу: раз мой кошелек туже, чем у мадам дю Шатле, я отниму у нее Вольтера. Тем не менее, нарушив бесконечные обещания, Фридрих ни гроша не вернул Тьерьо.

В конце своего пребывания Вольтер, впадавший в непостижимое безрассудство, едва перо его касалось бумаги, отправил Мопертюи записку с приглашением приехать и отужинать вместе с ним, Валори и Бово. Он пожелал обнять дорогого философа, прежде чем уедет от “уважаемой, неповторимой, любезной потаскушки”. Познакомившись с Марком Аврелием ближе, Вольтер разглядел в нем потаскушку.

Но эти оценки были даны позже, а пока скупец и потаскушка находились вместе, они веселились. Вольтер никогда не чувствовал себя здоровее, Фридриха же исцелила от малярии смерть императора. Они сочиняли стихи, порой весьма своеобразные, где называли друг друга “coquette” и “maitresse”. Они сплетничали, музицировали и играли в карты в сугубо мужской компании.

Порок, представлявшийся столь омерзительным и постыдным, пока ему предавался Дефонтен, окрасился в классические, лирические тона, когда tendre Альга- ротти и beau Люзак забылись в гостиной у Валори. Наклонности молодого, красивого венецианского Сократа проявились. Разве Вольтер не предсказывал, что двор Фридриха станет современными Афинами?

Фридрих играл на флейте. Он показал Вольтеру свою коллекцию картин, включавшую четыре небольших полотна Ватто, которые тот счел копиями. “Германию наводнили подделки; здешних государей легко обмануть, и многие не избегают соблазна воспользоваться их доверчивостью”.

Трудно вообразить двор, более открытый, чем прусский, и короля, более скрытного, чем Фридрих. О своих намерениях он, как ни странно, никогда не заговаривал. Успехи Вольтера оказались столь же скромными, как у Валори, Бово, Диккенса и прочих послов. Двенадцатого декабря 1740 года Фридрих устроил бал-маскарад, а тринадцатого вторгся в Силезию. Вольтер к тому времени уже уехал. После двухнедельного пребывания в Берлине он внезапно бросил свою coquette, умолявшую его остаться еще на три дня. “Деспотичная, ослепленная ревностью Эмилия” — так с презрением отозвался о ней Фридрих, угрожала в письме самоубийством.

Вторая поездка Вольтера к Фридриху довела мадам дю Шатле до отчаяния. Она сказала д’Аржанталю, что Вольтер отплатил ей черной неблагодарностью за хлопоты о нем во Франции: она не только позаботилась об организации ему торжественной встречи, но и ходатайствовала о его членстве в различных академиях. Вольтер понимал, какой он наносит ей удар, и потому сухо объявил о своем отъезде. Ну что ж, теперь она больна и скоро сойдет в могилу, подобно несчастной мадам де Ришелье, но быстрее, чем та и без сожалений. Возможно, Вольтер тогда одумается. Прусский двор утратит для него свою притягательность, а воспоминания об Эмилии будут мучительными. Ей остается лишь надеяться, что ее друзья не станут корить Вольтера за его жестокое обращение с ней.