Натан Эйдельман - Твой восемнадцатый век; Прекрасен наш союз…

«Не помня зла, за благо воздадим…»

Можно принять за окончательную истину обычные детские насмешки над учителями. Можно, наоборот, возвысить этих педагогов, вспоминая, что вышло из их учеников… Вероятно, не надо впадать ни в какую из крайностей. Скажем так: одни не помешали, другие (может, сами того не подозревая) помогли Пушкину стать Пушкиным, а его друзьям — чем они стали…

Лицеисты приглядываются к начальству, начальники — к лицеистам. Вот одна из первых характеристик:

«Кюхельбекер Вильгельм способен и весьма прилежен; беспрестанно занимаясь чтением и сочинениями, он не радеет о прочем, оттого мало в вещах его порядка и опрятности. Впрочем, он добродушен, искренен с некоторою осторожностью, усерден, склонен ко всегдашнему упражнению, избирает себе предметы важные, героические и чрезвычайные; но гневен, вспыльчив и легкомыслен; не плавно выражается и странен в обращении. Во всех словах и поступках, особенно в сочинениях его, приметны напряжение и высокопарность, часто без приличия. Неуместное внимание происходит, может быть, от глухоты на одно ухо. Раздражённость нервов его требует, чтобы он не слишком занимался, особенно сочинением».

Бедный Кюхля — чуть ли не в самой ранней лицейской характеристике надзиратель по учебной и нравственной части Мартын Пилецкий (о нём ещё будет упомянуто) не рекомендует ему сочинять, а тот до конца дней никак не исправится!

«Матюшкин Фёдор,— читаем мы в той же ведомости,— лютеранского исповедания, 13-ти лет. С хорошими дарованиями: пылкого понятия, живого воображения, любит учение, порядок и опрятность; имеет особенно склонность к морской службе; весьма добронравен при всей живости, мил, искренен, чистосердечен, вежлив, чувствителен, иногда вспыльчив и гневен, но без грубости, и только на минуту, стараясь истреблять в себе и сей недостаток».

«Пущин Иван, 14-ти лет. С весьма хорошими дарованиями; всегда прилежен и ведёт себя благоразумно. Благородство, воспитанность, добродушие, скромность, чувствительность, с мужеством и тонким честолюбием, особенно же рассудительность — суть отличные его свойства. В обращении приятен, вежлив и искренен, но с приличною разборчивостью и осторожностью».

«Пушкин Александр, 13-ти лет. Имеет более блистательные, нежели основательные, дарования, более пылкой и тонкой, нежели глубокой, ум. Прилежание его к учению посредственно, ибо трудолюбие ещё не сделалось его добродетелью. Читав множество французских книг, но без выбора, приличного его возрасту, наполнил он память свою многими удачными местами известных авторов; довольно начитан и в русской словесности, знает много басен и стишков. Знания его вообще поверхностны, хотя начинает несколько привыкать к основательному размышлению. Самолюбие вместе с честолюбием, делающее его иногда застенчивым, чувствительность с сердцем, жаркие порывы вспыльчивости, легкомысленность и особенная словоохотливость с остроумием ему свойственны. Между тем приметно в нём и добродушие; познавая свои слабости, он охотно принимает советы с некоторым успехом. Его словоохотливость и остроумие восприняли новый и лучший вид с счастливой переменою образа его мыслей, но в характере его вообще мало постоянства и твёрдости».

Французом называли Пушкина те, кто (за исключением Дельвига и ещё одного-двух мальчиков) сами по-французски читали, болтали, но всё же не так легко, не столько знали стихов и анекдотов из старинных парижских фолиантов.

Прозвище понравилось самому Пушкину; впрочем, одно из писем он сам подпишет: «Егоза Пушкин». Иногда, правда, в минуту острой стычки, ещё ему бросали из Вольтера: «Помесь тигра с обезьяной»: кличка «зверинская», как у Серёжи Комовского, который за приставания и ябеду сделался Лисой и Смолой ; Вольховский же, сразу отличившийся знаниями и первенствующий по отметкам, сделался sapientia (по-латыни Разумница), а затем — Суворочкой (может быть, он был похож на дочь великого полководца, которую так называли?). Без прозвища не остался почти никто: Иван Малиновский за доблесть и драчливость становится Казаком ; Миша Яковлев, с первых дней строящий рожи и уморительно подражающий,— Паяс; хитрющий и пронырливый Сергей Ломоносов — Крот; Горчаков, кажется, Франт; Стевен — Швед . Рекомендованный Державиным новгородец Тырков приклеивает к себе французское выражение, которое употребляет к месту и не к месту: «ma foi» [27] Клянусь! , но позже за цвет лица будет переименован в Кирпичный брус. Модинька Корф за злой характер, интерес к церковному или бог знает ещё за что сделается Дьячок Мордан , что означает «дьяк-кусака» [28] От французского mordant — кусака. … Если маленький Ржевский — Дитя или Кис, то не столь маленький, но неразумный Костенский — Старик. С остальными прозвищами всё понятно. Пущин Иван —то же самое, что Жан , Жанно , а за длинный рост — Иван Великий или Большой Жанно. У Алексея Илличевского — ехидно-ласкательно — Олосенька; Антоша Дельвиг — соответственно Тося, Тосинька ; Кюхельбекер — Кюхель , Кюхля , Бекеркюхелъ ; туповатый и упрямый Мясоедов лучше всего переводится как Мясожоров или, добродушно, Мясин. Павел Гревениц — просто Бегребниц ; к Феде Матюшкину прозвищем прилипает немецкое ласковое обращение Федернелке , но было и другое — Плыть хочется , с которого начинается морская карьера будущего адмирала. Зато рыжий и ленивый Данзас — это целая мишень для изощрённых прозвищ: Медведь или Кабуд в честь глупого, ослоподобного Кабуда — путешественника, сочинённого Василием Львовичем Пушкиным.

Кажется, с прозвищ начинается «лицейская словесность», попадающая вскоре и на бумагу.

«Кн. А. М. Горчакову.